Цирк
Шрифт:
– Папа отказывается попробовать пирожное, – сказала она скорбным голосом.
– Оставь его в покое, жена. Он потом съест.
– Нет, Элпидио, нет. Он говорит, что никогда больше не будет есть.
– Проголодается – передумает, – ответил муж. – Не видишь разве – он совсем как ребенок.
Хулия рухнула в плетеное кресло рядом со стойкой. Хотя глаза ее были совершенно сухими, она прижала к ним носовой платок, как бы осушая невидимые слезы.
– Это ужасно! – вздохнула она, – Ужасно!..
–
– Не станешь же ты уверять меня, что все это – чепуха.
– Я этого не говорю. Я хочу только, чтобы ты поняла: убиваясь, делу не поможешь.
– Как подумаю, сколько там было народу…
– Ну вот, опять старая песня. Что было, то быльем поросло.
– Я за него переживаю, – зарыдала Хулия, – Он так рассердился на меня за то, что я заставила его пойти туда. Он говорит, что никогда мне этого не простит.
– Не обращай внимания.
– О! Я, наверное, никогда больше не осмелюсь выйти на улицу…
– У людей есть дела поважнее, станут они об этом вспоминать.
– Если бы я хоть на мгновение могла вообразить, что так получится…
– Оставь, ничего тут страшного нет!..
– Проклятый Канарец…
Двое шведов, игравших в углу в карты, постучали ложечкой о стакан, требуя еще пару виски. Элпидио поспешил к их столу с бутылкой, льдом и сифоном. Хулии надоело растравлять свои раны, и она сочла за благо удалиться.
Элпидио снова сел на свой табурет за стойкой и набил трубку. Поставив локоть возле вазы с поникшими розами, он принялся наблюдать за сидящими у первого столика незнакомцами, притворяясь, будто разбирает груду долговых расписок, давно уже приведенных в порядок Хулией.
Приезжие прекратили разговор и не спускали глаз с двери. Шофер каждую минуту взглядывал на часы. Другой, переломив с полдюжины соломинок, барабанил толстыми пальцами по краю стола.
– Который час? – спросил он, помолчав.
– Двадцать минут восьмого.
– Парень заставляет себя ждать.
– Не заснул ли он на лестнице…
– Сказать по правде, меня бы это не удивило. Так налакаться!..
– Скорее всего, его пилит жена.
– Вряд ли. Бедная женщина наверняка давно ко всему привыкла.
– А вообще-то он забавный тип. С этакой чудной козлиной бородкой… Никогда в жизни я столько не смеялся.
– Я тоже. Он, кажется, ни секунды не может посидеть спокойно.
– Помнишь, как он сказал жандарму, что коньяк отравлен?
– А как он потешался над парнишкой?
– Вы серость, – передразнил шофер.
– Дон Хулио послал вас сюда для возбуждения умов.
– И пусть с вами ничего не случится, приятель.
– Именно. Пусть с вами ничего не случится.
Развеселившись, оба от души хохотали.
Шведы прервали игру и внимательно на них посмотрели.
Но смех прекратился так же быстро, как и возник. Таксист зевнул и еще раз взглянул на часы.– Он уже больше получаса торчит наверху. Не пойму, что его задержало.
– Скорее всего – половина, которая никак не кончит наряжаться.
– Ну, не знаю, что она там надевает… Разве что маскарадный костюм.
Его товарищ снова забарабанил пальцами по краю стола. Шофер наполнил стакан содовой и залпом выпил.
В конце концов, не выдержав, он поднялся с места и прижался носом к стеклянной двери.
– Ну что?
– Не видно.
– А если подняться наверх?
– Подождем еще минутку.
Шофер снова сел и зажег сигарету. Элпидио следил за ними сквозь смеженные веки. Из кухни донесся голос жены, которая спрашивала что-то о сыне, но он притворился, что не слышит. В беседе двух мужчин мелькали знакомые имена и детали. Исполненный любопытства, он спрашивал себя, кого же они ждут.
– Где ты, говоришь, подобрал его? – спросил тот, что помоложе.
– На Гран Виа. Он выходил из «Пасапога».
– Трезвый?
– Под мухой.
Наступила пауза. Оба, казалось, размышляли. Их лица постепенно все больше мрачнели, глаза с нескрываемым беспокойством обшаривали Пасео.
– Гляди-ка, вон там… Мне кажется, кто-то идет.
– Этот раскоряка?
– Да нет. Позади.
– Не вижу.
– Под руку с бабенкой…
Словно приведенные в движение единой пружиной, оба одновременно вскочили с места, но сразу же сели опять, явно разочарованные. Почти в тот же миг часы приходской церкви пробили половину. Шведы из своего угла в третий раз потребовали виски. Атмосфера явно накалялась.
– Вот был бы номер, если бы он натянул нам нос, – сказал наконец шофер.
– Ты думаешь?
– И думаю, и не думаю. Я только говорю, что это был бы ловкий номер.
Элпидио подал шведам виски. Шофер поднялся со стула и оперся о край стойки.
– В конце концов, что мы о нем знаем? Ничего. Он привез нас сюда и сказал: «Подождите меня минутку», а мы, болваны, клюнули.
Сигарета, которую он держал, от сильного щелчка отлетела к двери. Его товарищ тоже бросил сигарету и привстал, побелев как стенка.
– Не может быть, – пролепетал он.
Шофер ничего не ответил. Он резко повернулся и поманпл рукой Элпидио.
– Вы меня?
– Да. Подойдите-ка на минуту.
Элпидио спрятал бумаги в кассу. Выколотив из трубки табак, он с величайшим спокойствием приблизился к посетителям.
– Вы случайно не знаете господина с бородкой, который живет на верхнем этаже?
Элпидио не подал виду, что ожидал этого вопроса.
– Нет, – сказал он, – На верхнем этаже никто не живет.