Цитадель Гипонерос

Дама Жюит встала, перебралась в душевую, торопливо оделась и вышла через черный ход, отводившийся главным образом для слуг.

Генерала отправила на разведку группа, состоящая из представителей Церкви и знатнейших семей — чтобы пронаблюдать за первой реакцией императора. Его отчет a priori не мог быть благоприятным в плане удержания за младшим Ангом императорского (или хотя бы просто сиракузского) трона: рассудок Менати, похоже, не слишком сильно затронули множество стираний, которые он перенес, но его ожирение и буйные, непредсказуемые реакции, вероятно, усиленные необузданным потреблением мегастазов, были не в его пользу. У Марсов, которых в настоящее время содержали в сверхсекретной тюрьме старого сеньорского дворца, в среде аристократии, Церкви и армии находилось все больше и больше сторонников. Ходили навязчивые и, вероятно, вполне обоснованные слухи о помощи, оказанной Марсами двум воителям безмолвия, явившимся в Венисию, чтобы вызволить четверых крио из епископского дворца (теперь подозревали, что нападение на церковный дворец по приказу сенешаля Гаркота было нацелено не столько на низложение Маркитоля, сколько на возвращение четырех замороженных тел), и их престиж только укреплялся.

— Что с епископским дворцом, уже в руках сил порядка? — спросил император Менати.

— Вам сообщали об этом штурме, Ваше Величество? — ошеломленно спросил генерал.

— Я могу убивать свое время, изводя себя мегастазами и кроя женщин, будь то придворных или служанок, но я стараюсь держаться в курсе того, что происходит в моей империи, в моей столице…

Ваша империя, ваша столица, подумалось генералу. Надолго ли еще?

— Продолжаются ожесточенные бои между осгоритами — слугами муффия — и правоохранительными силами. Кардиналы завтра на рассвете собирают конклав, чтобы выбрать нового муффия.

— Что случилось с прежним?

— Не имеем понятия, Ваше Величество. Он пока не обнаружен. Ни живым, ни мертвым.

Поясок на палантине императора Менати распустился, и распахнувшиеся борта обнажили его живот с валиками жира и толстыми, как стволы деревьев, бедрами. Нет, в самом деле, сиракузская аристократия больше не хотела видеть себя в этом искаженном зеркале, и в сознании генерала укрепилось решение безоговорочно поддержать Мию-Ит де Марс, женщину, чьи интеллект, дальновидный характер и политическое чутье, возможно, избавят их от мук унизительного упадка. Неофициальная сеть Марсов всегда боролась с влиянием скаитов, и эта прозорливость, хотя и в значительной степени обусловленная микростазией, сулило рассудительное и эффективное управление. Злые языки утверждали, что семью Марс воодушевляло жестокое соперничество, в котором они веками противостояли Ангам, но то, что главным движителем их амбиций служила эта наследственная ненависть, генерала не беспокоило: такого рода кровные обиды подходили для завоевания власти идеально.

— Как реагирует Церковь? — снова задал вопрос император Менати. — В конце концов, именно она больше всех опиралась на скаитов.

— Церкви Крейца тоже придется полностью пересмотреть всю свою деятельность. Службы стирания аннулируются сами собой, так как некому их проводить. Боюсь, что крейцианам, оставшимся без своих инквизиторов, придется скорее ограничиться попытками уговаривать, чем давить.

— У меня такое впечатление, что вы довольны таким положением вещей. Я не ошибаюсь?

— Пламень убеждения заменит огни крестов…

— Странно слышать из ваших уст. Я представлял вас пылким крейцианцем, как любого доброго сиракузянина.

— Я верил искренне. Уход скаитов открыл мне глаза. Я стою за свободу сознания для каждого из людей.

Император запахнул cвой палантин, тщательно завязал пояс, сделал несколько шагов по саду своих покоев, присел на край бассейна, позволил фонтану из черного камня убаюкивать себя журчанием, вдохнул аромат цветов, разносимый кориолисовым ветром. Он услышал, как на тропке из белых самоцветов хрустнула обувь главы Пурпурной Гвардии, и повернул голову.

— Позвольте мне удивиться, генерал, резкой перемене вашей позиции. Ваш внезапный призыв к свободному выбору религии и, если я правильно понял скрытый смысл ваших слов, к политическому самоопределению населения планет, кажется мне как минимум… неуместным со стороны человека, который имел с империи Ангов доход больше двадцати универсальных лет. Потому как, я, кажется, припоминаю, что вы никогда не отказывались от своей офицерской пребенды, что вы посещали с несомненным (и подозрительным) рвением все приватные вечеринки, куда вас приглашали, что вы руководили операциями по этнической чистке на кое-каких неспокойных планетах, что вы никогда не выступали, официально ли, неофициально ли, против решений Имперского Совета… Есть банальное выражение, определяющее ваше поведение: переобуться в прыжке или что-то в этом роде. Эта манера разворачиваться, как флюгер, по господствующему ветру, склоняет меня к мысли, что вы задумываете сместить меня.

Генерал осознал, что с уходом скаитов Гипонероса последствия стирания императора Менати полностью исчезли. Его разум восстановил всю свою остроту, всю свою боевитость, и если то же самое произойдет со всеми умами, насильственно обращенными в крейцианство, их пробуждение грозит обернуться ужасом для церковников, разбросанных по планетам империи Ангов.

— Лучше поздно, чем никогда. Мы пробуждаемся от дурного сна, Ваше Величество, и должны сделать все, что в наших силах, чтобы подправить катастрофические последствия.

— Что вам обещали те, кто вас послал, генерал? Пост советника? Состояние? Почему вам не убить меня сразу? Хотите соблюсти проформу? Трудно убить мужчину, которого вырвали из женских рук? Ну, отвечайте!

Вне себя, император Менати выпрямился и уцепился толстыми пальцами за ворот пурпурной куртки офицера.

— Уверяю вас, мне ничего не обещали, Ваше Величество… Меня послали к вам только для того, чтобы убедить вас принять безотлагательные решения. Мы уверены, что скаиты отступили, готовясь к обширному наступлению.

Младший Анг ослабил хватку и снова опустился на бортик бассейна, словно обессилев от внезапного гнева. Лицо его побагровело, что выдавало неизбежность приступа дыхательной или сердечной недостаточности.

— Дурацкое предположение, — хрипло прошептал он. — Скаитам не требовалось отступать, чтобы получше нас подчинить: они контролировали все механизмы империи Ангов.

— Я вижу, Ваше Величество, вы начинаете вникать… — начал генерал.

— Болван! Стал бы я ждать ваших советов, чтобы составить собственное мнение! Я давно понял, что мы всего лишь марионетки, которыми манипулируют скаиты.

— Благоволите меня извинить, Ваше Величество, но ваши сокровенные мысли от нас ускользнули…

— Точно так же, как ваши ускользнули от меня, генерал! Мы друг друга одурачили, верно?

Император Менати окунул руку в воду бассейна и осторожно плеснул на лоб. Розовато-лиловые вторые сумерки переходили в ночной индиго.

— Последний вопрос, генерал: когда вы избавитесь от меня, что вы намерены сделать с моей женой, дамой Аннит, и тремя моими детьми?

— Я не могу вам ответить, Ваше Величество. Этот вопрос на повестке дня не стоит.

— Значит, идите и скажите тем, кто вас прислал, что мы созываем совет через полчаса. Что должны присутствовать все: имперские советники, делегаты профессиональных гильдий, великие семьи, представители кардиналов и высшего викариата. Я появлюсь с женой и детьми.

Генерал щелкнул каблуками, поклонился, пересек сад, спальню и вышел через официальный вход в апартаменты.

Тогда Император вселенной разрешил себе дать волю слезам.

Сибрит де Ма-Джахи… Сколько раз он любил ее на лужайке цвета фуксий в этом саду?