Цитадель тамплиеров

Изабелла не пыталась вникнуть в то, что поет старик, мысли ее пребывали не здесь.

Едва ль подсудна Она молве людской, Где многолюдно, Все речи — к ней одной, Наперебой; Передает так скудно Стих слабый мой То, что в подруге чудно. Песнь, к ней в покой Влетев, внушай подспудно, Как о такой Арнауту петь трудно.

— Я не все поняла, — сказала принцесса, когда трубадур опустил лютню, — но мне стало грустно. Если бы на моем месте была сестра, она бы, наверное, разрыдалась.

Трубадур поклонился.

— Я предупреждал вас, Ваше высочество. Эти слова и звуки выпевает мое сердце, а над сердцем никто не властен и бесполезно ему противиться.

Арнаут Даниэль был покорен Изабеллой. Сказав, что она не все поняла в его простенькой песенке, Изабелла польстила ему как нельзя более. Она подумала, что в ближайшие месяцы он не сбежит из Яффы.

Трубадур удалился с первого плана, удовлетворенный.

— Теперь — чудовище, Данже.

Появился Реми де Труа. Одет он был не в сутану, а в наряд, приличествующий столичному повесе, и вести себя собирался соответственно. Не было ничего проще.

Он предстал перед принцессой, как бы понятия не имея о ее фиаско или не желая этого знать. Его речь была изысканна. Принцесса спросила:

— Так вы из лангедокских Труа, и давно прибыли в Палестину?

— Недавно, Ваше высочество, но успел побывать у Гроба Господня и осмотреть Святой город.

Стало быть, о последних событиях осведомлен. Чрезмерная, наигранная изысканность рыцаря и понравилась Изабелле, и насторожила ее. Ей было лестно, что к ее двору прибился некто, умеющий себя вести и мыслящий благородно, но в последнее время ее окружали лишь проходимцы, обжоры, тупицы… И появление такого вот шевалье де Труа можно было счесть подозрительным. Конечно, он страшен. Такие люди бывают интриганами. Но, может быть, его приезд в Яффу — признак того, что меняется расположение звезд в высших сферах?

В любом случае, решила принцесса, шевалье де Труа следует приблизить и обласкать. Он подозрителен, так пусть уж будет на глазах.

— И какой вы нашли Святую землю? Не обманула ожиданий?

— Ваше высочество, предпочитаю не иметь ожиданий, которые можно обмануть.

Принцесса улыбнулась. Шевалье не желает погрязнуть в трясине светской беседы.

— Тогда, может быть, скажете, надолго ли вы в наших краях?

— Не знаю, как и сказать. Равно и о том, не вредит ли мне, северянину, здешний жаркий климат? Вы, Ваше величество, собираетесь это узнать?

Изабелла подняла брови. Однако!

— Вижу, не любите вы болтовни. Хотя поначалу пели не хуже нового трубадура. Теперь я думаю, что вы в Яффе не зря, а по делу.

Поклон де Труа порадовал бы любого церемониймейстера.

— Ваше высочество, я буду искренен, но искренность моя — только для ваших ушей. Не хочется обижать господ…

Принцесса помедлив, сделала жест, и все нехотя удалились, сгорая от любопытства.

— Негр с опахалом не знает латинской речи?

— Вы угадали.

— А это? — де Труа указал на карлика.

— Это — всего лишь Био, я привыкла держать его при себе.

— Не смею покушаться на ваши привычки, но боюсь, что вы прикажете его удушить, когда наша беседа закончится…

Био заныл, как ребенок. Изабелла разжала пальцы, и он уполз.

— Надеюсь, теперь все?

— Да. Я ехал в Яффу не для того, чтобы посетить ваш блестящий двор. Еще в Лангедоке, узнав о достоинствах принцессы Изабеллы… Но оставим это… Короче, помимо целей благочестивых, в Святую землю меня вело желание повидаться с рыцарем Рено из Шатильона.

Изабелла гневно побледнела…

— Вы вправе сердиться, но бесцеремонность, с какой я вторгаюсь в эту область, — это бесцеремонность врача…

— Что вы болтаете?! Какого врача?! Если вы решили быть бесцеремонным, то извольте быть хотя бы понятным.

— Я застал графа Рено в ужасающем виде. На недавней охоте конь понес графа и вышло так, что граф грянулся оземь и сутки был без сознания.

— Вы хотите сказать, что Рено Шатильонский выпал из седла? — недоверчиво усмехнулась Изабелла.

— Нет лошади, какая могла бы сбросить такого рыцаря. Но подвела подпруга. Однако важно не это, а что говорил граф в бреду… — Де Труа замолчал и принцесса не выдержала.

— Что же он говорил?

— Что любит вас. И повторил сто раз, как молитву. И что вы разлюбили его. Вот тут я молчу, не смея вторгаться в столь деликатные сферы.

Изабелла остро ощутила свою беспомощность. Что делать? Куда бежать?

— Не мучьтесь и поезжайте к нему, — произнес рыцарь с ужасным лицом.

— Я?! — воскликнула Изабелла.

— Вы, вы! Вы появитесь, как волшебница, фея.

— Я явлюсь к нему в дом? — продолжала принцесса разыгрывать возмущение.

— Не как знакомая дама, не как будущая королева, но как любящая женщина, ибо сказал Господь: любовь спасает любимого и любящего.

Глаза Изабеллы налились светом, она преобразилась. Но все же осталась собой. Она сказала:

— Да, вы печетесь о благом деле. Но что вы ищете для себя? Только не лгите.

Де Труа поклонился.

— Лгать бессмысленно, это так. Истина в том, что особенной и, тем более, опасной для вас цели у меня нет. Нет как нет, уверяю вас.

Принцесса прищурила прекрасные глаза.

— Все-таки вы, наверное, врете. Но там посмотрим.

Глава IV. Месть

Изабелла и Рено помирились. Все получилось. Принцесса помчалась к возлюбленному и бросилась на X его грудь. Месяц возобновленной любви был медовее, чем первый. Они сдували друг с друга пушинки.

Арнаут Даниэль услаждал их своими канцонами, что придавало чувствам возвышенность.

Шевалье де Труа сдержанно отклонил предложения отблагодарить его. Он отказался принять от принцессы пятьсот бизантов, хотя все видели, что — не богат. Придворные взирали на шевалье, как развращенные столичные безбожники на религиозного дурня из провинции.

Но кончаются паводки, реки входят в свои берега, обнаруживая изгибы русла, мели, иной раз — пороги. И когда граф Рено, еле выбравшись из постели, сказал, что неплохо бы выехать поохотиться, Изабелла послала за де Труа. Дабы тот развлек ее своей беседою на прогулке и за обедом.

— Вы обещали рассказать мне о том, что вас на самом деле привело в Яффу.

Де Труа погладил свою бородку и поклонился.

— Действительно, месяц назад я обещал. Но, Ваше высочество, в этом месяце кое-что изменилось. Похоже, теперь рассказывать нечего. Вернее — не о чем.