Цитадель тамплиеров

— Отвратительна эта витиеватость, — поморщилась принцесса. — Скажите, в чем дело.

— Когда бы все обстояло просто, я просто бы говорил. Но простота бывает обманчивой. И говорящие «прямо» — врут. А путаники зато пытаются облечь в слова свои мысли, что иногда непросто.

— Говорите, как вам угодно, но все-таки, что привело вас сюда, какие дела? Не затем же все-таки, чтобы мирить нас?

Де Труа заметно помрачнел.

— Не подумайте, Ваше высочество, что я увиливаю. Но я уже не верю в необходимость того, что должен был совершить.

Эта фраза, конечно же, воспламенила принцессу.

— Я вам приказываю, наконец. Признаете за мною такое право, сударь?!

— Всецело. И приказание ваше выполню, но учтите, что, принуждая меня исповедоваться, вы можете навредить мне…

— И тем не менее, сударь, хватит вилять. Я вас слушаю. Шевалье беспомощно огляделся, словно зовя кого-то помочь.

— Я жду.

— Первое мое преступление состоит в том, что я привез вам письмо. И не передал.

— Ого!

— Да, Ваше высочество, я не лгал в том, что касается лично меня, но позволял себе недоговаривать.

— От кого письмо?

— Ваше высочество…

— То есть вы не собираетесь и теперь отдать мне его?! — возмущение Изабеллы было нешуточным.

Де Труа достал из плаща пергаментный свиток.

— Вот оно. За этот месяц оно слегка обтрепалось. Принцесса сорвала печать. Письмоносец уставился на ландшафты позднего лета. В пруду зеленели просторные листья кувшинок; пропущенное сквозь кроны смоковниц солнце не жгло, и вода кое-где отражала берег и небо, как зеркало. Воздух был чист, ветерок ласкал.

— Вы знаете содержание письма?

— Да, Ваше высочество.

— И знали все время? Конечно. И скрыли. Скрывали…

Шевалье встал на одно колено и склонил голову.

— Я понимаю, что виноват, но дерзаю просить, чтобы вы меня поняли. Осведомленный о планах маркиза Конрада Монферратского, я прибыл в Яффу и, не задумываясь, выполнил бы его просьбу.

— Что помешало? — ехидно спросила принцесса.

— Разобрав состояние дел, я решил поступить по совести. Ваш союз с графом Рено уже стал легендой. Увидев явь, я рассудил, что разрушить этот союз было бы прегрешением против велений Господа.

— Рассуждая о божеском умысле, не худо бы помнить, что вы здесь находитесь по воле маркиза Конрада. Как вы могли ослушаться приказа? Это не укладывается в моей голове!

Де Труа отрицательно покачал головой.

— Я не состою ни у кого на службе. Тем более — у маркиза. Стало быть, никому и не подчиняюсь. Я взялся выполнить его просьбу, и только.

Мне не вменялось в обязанность не видеть, не рассуждать, не делать выводов.

Изабелла молчала, постукивая свитком пергамента по ладони.

— Встаньте.

Де Труа повиновался с благородной медлительностью.

— Не будем впредь говорить об этом.

— О чем, Ваше высочество?

— О том, стоит ли мой легендарный роман с графом Рено тех благ, что предлагает мне маркиз Монферратский. Я запрещаю вам в это вторгаться.

— Я понял вас, Ваше высочество, — стоически произнес шевалье де Труа.

— И оставьте-ка этот тон. И потом… — Изабелла язвительно хмыкнула, — откуда у вас взялось столь трепетное отношение к чужим любовным страстям? Это более приличествует моему трубадуру.

Де Труа промолчал.

— A-а, должно быть, сердечное разочарование! Это предположить нетрудно. Вашу любовь отвергла какая-то привередливая негодница? Но тем более вам ополчиться бы против всех женщин…

— Ваше наблюдение — тонкое. Но я не всегда был таков. Я любил, был любим, но после одного пожара… В общем-то, подозрение о «негоднице»… Да.

— Не смейте обижаться, у меня и в мыслях не было вас обидеть. Я говорю, как чувствую.

— Я тоже. Когда чувствую необходимость сделать комплимент, то делаю…

Изабелла прищурилась.

— Вы дерзите. Пусть — тонко. И я не намерена развивать эту тему. — Принцесса опять постучала свитком письма по ладони. — Лучше скажите, до какой степени то, что пишет маркиз, серьезно?

— Я знаю только, что его супруга скончалась. И, стало быть, его намеки о брачном союзе естественны и, с точки зрения церкви, законны. Кроме того, в королевстве маркиз — самый сильный и самый умный. Он, я думаю, просчитал варианты.

— Продолжайте.

Де Труа с неохотою произнес:

— Как вас уязвило возвышение принцессы Сибиллы, прежде всего потому, что нельзя же было ее признать серьезной соперницей, так и маркиза оскорбил триумф ничтожного Гюи. И если бы не мощь Храма…

Принцесса подняла руку.

— Стоп! Не уловка ли это?

Де Труа пожал плечами.

— Я не могу влезть в душу маркизу и что-либо разглядеть во мраке, коим напитана всякая человеческая душа. Но ручаюсь, что послание это писано собственноручно маркизом Монферратским и даже в моем присутствии.

Закусив верхнюю губу, принцесса сделала несколько шагов по дорожке.

— Ваше высочество, велите вашему мажордому Данже порыться в бумагах, не окажется ли там какое-либо послание от маркиза. Сличите.

— Сличим, сличим, — пробормотала принцесса.

— А что касается вашего опасения…

— Какого еще опасения?

— Вы ведь сейчас озабочены мыслью, не хотят ли вас скомпрометировать таким образом перед сестрой, не так ли?

Принцесса обернулась.

— И что?

— Маловероятно. Ведь это маркиз вам пишет, а не наоборот. Вдруг вы пошлете королеве это письмо… Так зачем ему рисковать, когда вы сейчас, говоря откровенно, серьезной опасности для королевского двора не представляете!

— Обидно, но справедливо. Не такая я сейчас птица, чтобы тратить на меня стрелу. Советуете довериться маркизу?

Де Труа почувствовал, что перегнул палку.

— Я честно и до конца высказал свои соображения. Мое мнение вам известно. А развивать тему вы не велели.

— Правильно, — сказала Изабелла, — я ничего не решила. Мои письменные сношения с маркизом, даже невинные, стали бы оскорблением для графа Рено. Он мне слишком дорог.

— Слава Господу нашему, я не ошибся в вас, — радостно всплеснул руками де Труа. — Разве можно сравнить любовь и власть? То полноценное счастье, что дает любовь…