Цитадель тамплиеров

Пехота армии христиан под Хиттином подразделялась на несколько групп. Перед кавалерией Конрада Монферратского строились итальянские пикинеры, вооруженные короткими, острыми мечами для колющих ударов, длинными, тонкими копьями с узкими наконечниками и с крючками. Круглые щиты пикинеров были невелики, шлем прикрывал всю голову, панцири были чешуйчаты, с металлическими кольцами или бляхами.

Рядом с пехотой Монферрата располагались три сотни наемников с Иберийского полуострова. Эти были с пращами и презирали доспехи, полагаясь на длинные, обоюдоострые мечи. Шлемы их были маленькие, сплетенные из сухих жил; страшным в их руках оружием были метательные железные копья.

Между шеренгами пикинеров держались стрелки с луками и самострелами. Луки из тисового дерева были в рост человека, а стрелы — с крылышками из оленьей кожи — с двухсот метров пробивали любой кожаный доспех с металлическими нашлепками, плохо выкованные кольчуги и гамбизоны. В 1139 году Лотранский собор решил запретить арбалеты и самострелы «из-за их бесчеловечности», но они остались на вооружении.

И тамплиеры, и госпитальеры вооружали свою пехоту топорами, насаженными на длинные древки и миндалевидными норманнскими щитами. За поясом пехотинец имел незаменимый в ближнем бою стилет футовой длины с лезвием в виде шила.

Заканчивая энергичный военный совет, граф де Ридфор выразил надежду, что стремительность и неожиданность их действий хотя бы до некоторой степени смутит противника. Трубили рога, лаяли собаки, носились вестовые. Сарацины рассмотрели спускающиеся по склону шеренги пикинеров с длинными щитами, и в их лагере началась суета. Саладин был даже рад тому, что его воины пойдут в бой, успев помолиться, но не успев поесть.

— Карно! — крикнул де Ридфор, проводив гостей.

Но старый слуга уже стоял за спиной хозяина, держа вместе с двумя пажами кольчугу графа. Она была изготовлена способом «ячменного зерна». На одном конце каждого звена было отверстие, на другом — выступ. Выступы пропускали в отверстия соседних колец, затем пары колец склепывали. Кольчугу Великого магистра изготовили знаменитые мастера в Шомбри.

Вслед за кольчугой граф принял наколенники. Каждый из них состоял из пяти фрагментов кованого железа. Средняя, выпуклая часть свободно скользила по нижней и верхней частям. Те крепились к кольцам кольчуги. Средняя держалась на специальных шарнирах.

Потом приладили наплечники. Их крепили к кольчуге ремнями.

Процедура происходила перед шатром. Де Ридфор позволял Карно и пажам облачать его в эти доспехи, а сам глядел на долину, где предстояло схватиться с противником. Стрелки уже выдвинулись в первую линию. Левый фланг под началом графа де Бурже задерживался. Госпитальеры были всегда медлительны.

— Де Бриссон, пошлите кого-нибудь к великому провизору, пусть поторопится.

Де Труа молча стоял рядом с Великим магистром.

Конюхи подвели графу коня, возбужденно похрапывавшего сквозь отверстия в кожаном наглавнике. Он был изготовлен из листов плотного пергамента, склеенных еще сырыми. Их накладывали на «лошадиную голову». Продольная железная полоса проходила от макушки, до ноздрей. Отверстия для глаз были прикрыты с боков железными раковинами. Наушники, по последней моде замкнутые, представляли собой цилиндры с обрезанным наискось верхним отверстием. Такое облачение защищало коня от стрел и копий. Де Ридфор ласково потрепал его влажные ноздри.

— Ая-акс, Ая-акс!

Обернувшись к де Труа, граф сказал:

— Сегодня мой конь повторит подвиг того, легендарного.

Де Труа не понял, о чем идет речь.

— Того, что на нашей печати. Два Великих магистра побывают на его крупе.

— Вы говорите загадками, мессир.

— Отнюдь. Аякс сшиб сарацина утром у ручья.

Из первых рядов, выдвинувшихся шагов на полтораста, долетел крик.

— Они выходят!

— Вижу, — сказал де Ридфор.

Саладин принял вызов.

Де Труа оглянулся и вздрогнул. За шатром Великого магистра уже стояла плотным строем белая, хранящая молчание стена с лесом поднятых вертикально копий. Ветерок трепал ленты на их остриях. Тяжелая железная кавалерия подошла и построилась совершенно бесшумно. Шагом и молча.

— Карно, шлем! — скомандовал де Ридфор.

Шлем византийской работы был наготове. Тулья из вороненого железа несла восемь сходящихся под золоченый шишак позолоченных полос. Низ шлема обведен был золоченою же полосой с изображениями животных.

— Этот хорош для праздного выезда. Принеси мне простой.

«Рабочий» шлем, выкованный из единого куска железа, закрывая всю голову, упирался в плечи. Для зрения в нем были сделаны прорези в виде щелей. Сзади к шлему крепилась бармица — железная сетка, прикрывавшая плечи.

— Ну, что ж, де Труа, — сказал Великий магистр, прежде чем скрыться под железом, — прощайте. Может статься, мы не увидимся.

— Прощайте, мессир.

— Чем же вы займетесь, когда мы начнем?..

— Я поднимусь чуть-чуть вверх, у меня есть вопросы к одному человеку. Думаю их задать.

Де Ридфор мрачно усмехнулся.

— Меня не интересуют его ответы. Подвели коня. С помощью трех пажей граф взгромоздился в седло. Что-то сказал маршалу ордена — барону де Кижерю, отделившемуся от белой стены. Затем выехал к шеренге статуй в белых плащах, поднял свободную руку, перекрестился и крикнул:

— Гроб Господень, защити нас!

Раздался гул сквозь отверстия в шлемах.

— Гроб Господень, защити нас!

Лошади заволновались, перебирая передними копытами. И прилетел новый крик снизу.

— Они пошли!!!

Великий магистр прогудел в третий раз:

— Гроб Господень, защити нас!!!

Монолитная громада тронулась вниз по склону. Впереди перестраивалась пехота, освобождала проходы.

Из лагеря Саладина двигались клубы пыли.

Де Труа пошел к своей лошади, привязанной за шатром.

— Не нужна ли вам помощь, сударь? — спросил старик Карно.

— Нет, теперь уже не нужна ничья помощь, — загадочно ответил уродливый рыцарь, взобрался в седло и, удивив слугу, поскакал от поля боя.

Повозка брата Гийома стояла за передвижной кузницей, перед которой мастер и двое подмастерьев в кожаных фартуках, вытягивая шеи, прислушивались к шумам.

— Началось, сударь? — спросил мастер тревожно.

— Да, — кивнул де Труа, огибая телеги.

Объехав разросшуюся смоковницу, он увидел: повозка брата Гийома была на месте, и лошади выпряжены, а все четверо охранников — здоровенные, неразговорчивые мужчины — валялись, как пьяные, на земле в неестественных позах. Сердце де Труа заколотилось. Он обнажил кривую сарацинскую саблю — так и не полюбил назорейский меч — и, подъехав к повозке, полоснул матерчатую стену. Никакой реакции, внутри — пусто.