Цивилизаtion 2

Дальнейшие события развивались уже не сходя с рельс четко прописанного сценария. В районе пяти утра, употребившего спиртное Преображенского, бережно, словно труп вождя, перенесли из кубрика по взлетке в Ленинскую комнату. Внутренняя часть окна была заботливо законопачена байковым одеялом и покрыта двумя слоями брезента. Такая же светомаскировка постигла дверь. Ни один луч света не мог теперь проникнуть в храм досуга и отдыха советского солдата. Казалось бы, на этом этапе шутку уже можно было считать удавшейся, но злой гений Седого шагнул, как свежая пешка, сразу на два поля вперед. Рядом с дремавшим в алкогольном паре Профессором стоял сержант и трое вчерашних обладателей шкалика. На стульчике, под портретом хитро прищуренного старика Крупского, ждал своей очереди служитель Гиппократа.

На голове у каждого шутника красовался ПНВ-57Е, хоть и делавший их похожими на персонажей звездных войн с планеты Набу, зато позволяющий видеть в этой кромешной тьме.

– Рота подъем!, - закричал дневальный привычным голосом.

Седой и сотоварищи принялись издавать привычный шум одевающегося в полупроснувшемся состоянии бойца, в то время как Никодим сладко потягивался.

– Преображенский, тебя подъем не касается?
– подал голос сержант, - А ну быстро оделся и встал в строй.

Профессор испуганно хватал воздух руками, пытаясь стянуть невидимые покровы.

– Что за танцы, ефрейтор? Встать я сказал!
– еще раз окрикнул его сержант и Никодим вдруг понял, что запахло бедой.

– Рота построена, - отчитался дневальный, чем еще больше добавил паники копошащемуся на кровати защитнику родины.

– Я ничего не вижу, - дрожащим голосом пролепетал вчерашний повелитель слонов и духов

– Что значит не видишь? И меня не видишь?
– Сержант подошел, и легонько пнул по свисающей с кровати мясистой ноге.

Ослепший нащупал форму подошедшего и тут же хлестко получил по рукам.

– Отставить! Почему бухлом пасет? Что пил?

– У парней вчера забрал, - чуть не плача пролепетал Никодим, - я правда ничего не вижу!

– Мартынов, позови доктора. Живо! А ты лежи, - сказал сержант ловящему невидимых мух мажору, - сейчас посмотрят тебя.

Солдат изобразил убегающий топот ног, и через долгие три минуты, пришел черед второго акта и на сцене появился доктор.

– Пил?
– коротко спросил он, глядя на перепуганное лицо в окуляры прибора ночного видения.

– Пил, - раскаяно ответил больной, - совсем немного. Мерзавчик один.

– Ну вот поэтому не сдох, а всего лишь ослеп. Сивухи наглотался, - резюмировал штабной эскулап.

– И что теперь, доктор?
– взмолился Профессор, - как же я служить дальше буду?

– Как как. На ощупь, - беспристрастно рубил диагноз медик, в то время как Седой и однополчане, закрыв подушками рты, старательно подавляли смех.

Незрячий застонал и бессильно упал на койку. Его молодые глаза еще не рассмотрели белый свет настолько, чтобы навсегда погрузиться во тьму. Но коварный целитель не спешил. Лишь вдоволь натешившись муками товарища Преображенского он показал страдальцу тонкий лучик надежды.

– Можно попробовать одно лекарство, - задумчиво сказал он.

В зеленоватом монохроме все отчетливо увидели раскрытые, как у долгопята, глаза Профессора.

– Давайте попробуем, доктор, - взныл он, - пожалуйста.

– Там побочные эффекты. Обычно этим не лечат. Но иногда помогает, - черный лекарь задумчиво зашагал по комнате, - нет, не возьму на себя такой риск.

– Доктор!
– слепец гулко свалился с кровати и встал на колени, - доктор!

– В общем смотри, - сказал врач и тут же осекся, - точнее слушай. Дерево вариантов такое. Либо зрение возвращается, либо нет. И в каждом случае может случиться побочка. Либо дристать будешь дня три, либо...

Больной внимал лейб-медику с замиранием сердца. За то время, что он был слепым, он уже, казалось, мог слышать движения губ.

– ..либо любить больше не будешь Никогда. Решай сам.

Плечи Никодима опустились. Менять потенцию на зрение причем без гарантии - это был сложный выбор. И все же марксисткое воспитание решило принести грешноватый орган на алтарь спасения.

– Давайте, - глухо сказал он.

Доктор взял заготовленный шприц.

– Перевернись. Штаны приспусти. Укол сделаю.

– А это не больно?
– неожиданно спросил шедший к исцелению.

– Если мозг не задену - не больно, - сухо пошутил бывший санитар и воткнул иглу в левую ягодичную мышцу. Двойная доза слабительного перекочевала в плоть Профессора.

Наблюдавший за лечением Седой активно жестикулировал, показывая два пальца. Доктор отрицательно замотал головой. Тогда главный виновник затеи сам взял резервный шприц и по ограничитель всадил ее в правую часть зада ефрейтора Преображенского.

– Мама!
– тихонько позвал пациент, принимая в себя еще две порции снадобья.

– Теперь лежи, головой вниз. В подушку уткнись. И глаза зажмурь, чтобы кровь приливала лучше. Мы кровать потрясем. Так лекарство быстрее всосется.

Вонзившийся в подушку солдат был перенесен на первоначальное место. Рота уже была на плацу и рядом со стремительно поправляющимся больным остался лишь главный по здоровью.

Через полчаса, изнемогающему от позывов воину было разрешено приоткрыть глаза и проследовать в туалет. Счастье Никодима вплотную граничило с безумием. Помимо вернувшегося зрения он получил всего лишь селевое по мощности расстройство, казавшееся однако лучшим из того, что случалось с ним в жизни.

Шкодливый шлейф тянулся за Седым всю его военную карьеру, заставляя неподготовленные сердца поднимать давление до жирафовой планки. Старательный летописец издал бы не один том о его похождениях, но такового хрониста судьба, увы, не предоставила, вместо этого бросая Дядю, словно спелый одуванчик, из одной военчасти в другую. Продолжив службу Родине и после армии, Седой чудом избежал гибели, пройдя первую чеченскую. Из его десантного отряда целыми вернулись лишь двое, поэтому вдоволь нахлебавшись войны Седой завязал дуло автомата тугим узлом и отправился пытать счастья на гражданке. Закончив институт и устроившись, как он сам говаривал, в юридическую контору, консультирующую олигархов по различным оффшорным вопросам, Дядя по-пожарному быстро полез по карьерной лестнице, винтовые ступени которой привели его в конце концов в банк. Где он и нанял меня, как подающее надежды молодое дарование.

Спустя много лет дарование демонстрировало Дяде чигирь и двух ослов, крутивших привод. Животные обратили Седого в упоительное изумление. На подобные штучки завоеватель планеты не отвлекался и теперь, судя по всему, хотел с моей помощью совершить мощный прогрессивный рывок.

– Надо будет у тебя пару осликов взять, - потирал он бритый подбородок, - будут шатер мой таскать. Удобно.

Я не комментировал. В моей голове уже давно комбинировались пакеты товаров и услуг, попадающие под торговлю. Осталось лишь правильно выйти на разговор.