Constanta

Темнело. Поезд мчался сквозь белоснежье домой. Стучали, убаюкивая, колёса. В купе было тихо. Среди общей сонливости Алёна увлечённо рассматривала купленный в таллинском универмаге красочный букварь для дошкольников. Одна страница, другая… Постепенно она добралась до буквы «Х», которую представлял большой и добродушный рыжий хомяк. Она невольно залюбовалась им. Нарисован умело, с душой, совсем как живой. Показывая рисунок, поделилась своим впечатлением с сидящим рядом Четом.

– Крыса, – отозвался тот, пожимая плечами.

– Нет, – замотала головой Алёна. Ласково погладила рисунок рукой. – Хома. Друг всех детей.

– Дудки, – сказал Чет, зевая. – Пусть выскажется специалист. Горыныч!

– А? – откликнулся тот.

– Тебе слово. Кто такой хомяк?

Купе оживилось.

– Грызун, – ответила Илона.

– Ну, да, – поддакнул Горыныч.

– Вот видишь, – кивнул Чет Алёне. И развёл руками. – Нас большинство.

Алёна, нахмурившись, попыталась возразить, но Чет, внезапно переменясь в лице, остановил её.

– А там это кто? – спросил он, указывая дрожащим пальцем в темноту под столиком.

– Кто? – испугалась Алёна, поджимая ноги и захлопывая книгу.

– Он! – воскликнул Чет, состроив уморительную мину.

Все засмеялись.

Переведя дух, Алёна замахнулась книгой на насмешника.

– Вот ненормальный!

– Держи хомяка на замке, – предупредил Чет, закрываясь руками, – а то сбежит.

– Хомяк в это время спит, – подал голос Горыныч. – Днём его пушкой не разбудишь.

– Точно, – поддержала его Илона. – А ночью совсем безумный. Помнишь, Стёпа, нашего хомяка, того, который клетку грыз?

– Клетку? – переспросил Горыныч. – Мой хомяк тоже в клетке живёт. И грызня по ночам – его самое любимое занятие.

– Ну, вот, – кивнула головой Илона.

– Забирается наверх, виснет в углу и грызёт, грызёт, – продолжал Горыныч, – потом заснёт и…

– …падает! – в один голос с ним закончила Илона.

Горыныч внимательно посмотрел на неё. Илона растерялась. Она внезапно поняла, что допустила непростительный промах. Речь, вероятно, шла об одном и том же хомяке, прописанном в квартире Горыныча, где ей довелось пожить тайком. Попались… Встрепенувшийся Степан поспешил отвлечь внимание на себя.

– Горыныч, первый раз слышу, что у тебя хомяк живёт.

– А что? – насторожился тот.

– Обычно змеи с мышами не дружат.

– Я – исключение, – самодовольно ухмыльнулся Горыныч.

– Чем кормишь? Семечками?

– Нет. Я даю ему сухие макароны. По праздникам – свежие овощи.

Илона опустила глаза. Вспомнила, чем неделю кормили хомяка они. Не бедствовал, жировал, отъелся за все постные дни. Напоследок подсунули ему хлебный мякиш с сюрпризом. Не всё ведь хомяку масленица. Зверёк отведал чеснока у них на виду. Ох, и потешились!

Горыныч увлёкся разговором со Степаном. Подозрения минули стороной. Мало ли пленных хомяков пытается сбежать по ночам одним и тем же путём. Инстинкт.

Улучив момент, Илона склонилась к уху Степана.

– Он?

– Да.

Вечер для Горыныча выдался потрясающим. У него в собеседницах была сама грековская отрада. За три дня они едва успели переброситься с ней парой фраз, её красота как самое дорогое достояние была нарасхват. Приходилось довольствоваться дистанцией и местом стороннего наблюдателя. У неё было имя, редкое и благозвучное, но он не желал даже и слышать его. Разве имело оно какое-то значение? Для него она была гречанка, безымянная уроженка южной страны, обители неиссякаемого яркого полудня, колыбели, творящей во все времена женщину не просто венцом природы – желанной невестой всего света.

Всякий раз, когда солнечный луч встречался с ней, лаская чёрную смоль волос, оживляя нежное личико, зажигая глаза, образ красавицы обретал своё настоящее подлинное совершенство. Сердце Горыныча замирало. Неиссякаемый источник вдохновения открывался перед ним.

И вот сейчас, казалось, пришло время, небеса сжалились над ним и дали возможность выразить все потаённые чувства. Несколько раз к нему подходил Боронок, звал за собой на прогулку по поезду, но Горынычу было не до того. Сеанс связи был в самом разгаре. Ноздри его шумели и трепетали. Огонь поднимался из скрытых глубин. Всепобеждающий, сжигающий дотла и …призрачный. Кто знал, что гречанке было не до взаимности. Общаясь, она просто искупала свою тайную вину перед ним, доступной жертвой, любезностью прекрасного соцветия – одним осыпавшимся лепестком.

Сторожа своё придуманное счастье, Горыныч не смыкал глаз всю ночь. Утром, околдованный, потерявший всякую связь с реальностью, он вышел из вагона и устремился вслед за ним. Когда все границы дозволенного остались позади, счастье, казалось, было уже в руках, чья-то сильная рука ухватила и остановила его. Полный сочувствия друг Боронок молча встряхнул его, обнял и, разрушая чары красавицы, бесчувственным манекеном повёл в обратную сторону – туда, откуда брала своё начало разбитая мечта.

Дома. Родной город, шумный и просторный.

Безудержный поток времени подхватывает и несёт, стирая жизнь мгновение за мгновением.

Но остаются воспоминания.

И среди них те, что не боятся времени.

Яркие маяки.

Три дня в Таллине.

Глава двенадцатая

Подушка была мокрой от слёз. Сегодня они расстались. Полчаса на вокзале, поезд уехал, а потом пришла ночь, которая не кончается. Она осталась одна. Вика всхлипнула.

Далёкий южный город Сочи. Новый адрес Коли. Писать письма, ждать ответа, жить надеждой на встречу. А ведь они были единственной парой в классе, кому все прочили счастливое будущее. Эта волшебная ночь на набережной перед разведенным мостом… Как упоительна она была для выпускников. Полна особым смыслом, грёзами и планами. Дождавшись рассвета, они прошли по сомкнувшемуся мосту вдвоём первыми – прямо в лето. Лето пригрело. Расслабившись, они забыли про всё, впереди открывалась большая жизнь, которую им было суждено прожить вместе. Прошлое оставалось позади, настоящее было прекрасно и вдруг, как гром среди ясного неба, это известие. В Сочи обнаружился родственник – кооператор, зовущий разделить с ним блага дозволенной новой сладкой жизни. Семья Коли, кочевая душой – не зря сам Коля так походил на цыгана – поспешила откликнуться. Родительская воля, короткие сборы и – в дорогу. Коля пытался протестовать, она – тоже, но всё было бесполезно. Разлуку можно было испугать клыками взрослой любви, молочных зубов первой она не боялась.

На вокзале мама Коли, сочувствуя, пригласила Вику в гости. Так, без конкретной даты, в любое время года. Смотря в Колины глаза, Вика была рада и этому.

Он уехал в последний день августа. Лето кончилось. Это был настоящий затянувшийся во времени выпускной.

…Вика очнулась. Звонил телефон. Настойчиво, требовательно, как сирена. Голос утра. Она вскочила, обежала всю квартиру – никого. Как бы ни хотелось ни с кем общаться, но придётся.

Она подошла к телефону. Незнакомый женский голос спросил:

– Это квартира Степана Грекова?

– Да, – ответила Вика.

– Он дома?

– Нет.

– А вы кто?

– Как кто? Cестра. А вы кто?

– А я – его кошмарный сон, – ответил голос и рассмеялся.

– Илонка! – обрадовалась Вика. – Как хорошо, что ты позвонила. А я ведь совсем одна. Никого нет дома.

– Немудрено. Рабочий день за окном. Степана след уже простыл?

– Я его не видела со вчерашнего вечера. Отключилась.

– Причина уважительная?

Слёзы навернулись у Вики на глаза, комок застрял в горле.