Control your emotions

Внизу послышались голоса. Все инстинктивно дернулись и прижались друг к другу. Гермиона не помнила как и сама ли она это сделала, но сжимала ладонь Драко в своей.

– Блейз! – грозно позвал голос на первом этаже.

Там было много людей, было слышно по топорному шуму и скрежету шуршащих о половицы ботинок. Большинство из них властно хохотали, разбивали что-то, наверняка просто из баловства крушили гостиную, громко ругались и выкрикивали заклинания.

– Забини! – рявкнул тот же голос.

– Простите меня, – с горечью прошептал Блейз.

Он выступил вперед и медленно пошел к лестнице. Гермиона не могла этого выдерживать. Она выбежала к нему и заключила в свои объятия.

– Мы будем с тобой. Мы тебя не бросим, – всхлипывала она.

– Нет, – отрезал Блейз. – Вы должны спасаться. Я не позволю, чтобы вы погибли по моей вине.

Драко смотрел на них не мигая. Ему тоже сейчас хотелось подскочить к другу и обнять его. Тоже заплакать и пообещать, что не бросит. Он понимал Блейза, понимал, как никто другой. Хотелось выть от собственного бессилия и тупости – почему он не предусмотрел всего, почему не послушался Забини раньше?! Блейз поднял голову и посмотрел Малфою в глаза. И всё читалось в этом взгляде. Всё, что они когда-то сказали друг другу, и всё, что ещё могли бы сказать.

– Забини, мальчик мой, мы знаем, что ты здесь, – пропел прогнивший женский голос уже на лестнице.

– Уходите, – прошептал Блейз, отпуская Гермиону.

Рон и Гарри всё это время стояли рядом, не проронив не слова. Всё время они молчали, пока на лестнице раздавались гулкие шаги, противный женский голос выл что-то, а Блейз топтался на месте в нерешительности.

– Ну уж нет, с меня хватит! – внезапно вскрикнул Гарри.

Выхватив из заднего кармана волшебную палочку, он на пару с Роном встал по обе стороны от лестницы, и сразу вместе они выкрикнули заклинание:

– Протего!

– Он не соврал, Люциус! Мальчишка здесь! Люциус! – взвизгнул женский голосок.

Внизу все замерло на секунду, но только на секунду. Потому что потом на лестнице послышался множественный шум и топот.

– Протего Максима! – взревел Рон, направляя палочку на лестничный проем.

– Редукто! – палили куда-то вверх Пожиратели.

Драко схватил Гермиону за руку и оттащил назад, пока Блейз искал на полу свою упавшую палочку.

– Гермиона, послушай, тебе надо трансгрессировать одной…сейчас…ты меня слышишь?

Она плакала, давилась слезами, что-то бормотала и мотала головой.

– Гермиона, мы останемся и поможем Блейзу. А ты пока…

– Я н-не оставлю с-своих др-рузей, – запинаясь, произнесла она.

Вывернув руку, девушка подбежала к Блейзу, взмахнула палочкой, и волшебная палочка Забини оказалась у него в руках. Ещё взмах – и воюющих разделил невидимый щит.

– Редукто! – наперебой ревели Пожиратели.

Ужасные, отвратные люди в черных длинных мантиях, с капюшонами на голове и масками на лице. За время битвы они разрушили половину коридора и лестницы, у многих капюшоны и маски уже слетели с голов, открывая взору их безобразные лица.

– Протего! – раз за разом обновляла щит Гермиона.

Рон и Гарри не отставали, осыпая заклятьями сторонников Волан-де-Морта. Одни за другими, эти заклинания рикошетом отскакивали от Пожирателей и возвращались назад, упираясь своей мощью в Защитные чары.

– Драко… – тихий голос из толпы Темных волшебников.

И все замолчали. И те, кто воевал за, и те, кто воевал против. Толпа застыла в общей спеси. Гермиона повернула голову: Драко замер посреди коридора, не сводя глаз с одного человека в той куче монстров в масках. Она обернулась, точно следуя за невидимой нитью его взора. Как предводитель этих ублюдков, в центре стоял Малфой-старший собственной персоной. Он протянул руку вперед и, пропуская по щеке лживые слезы, снова прошептал:

– Драко…сын, выходи.

Не этого ли ты хотел, а, Малфой? Чтобы отец преклонялся перед тобой, просил, умолял. И вот он здесь. Впервые за всю жизнь, если по отношению лишь к отцу, сердце забилось быстрее. Стук сердца заглушал в ушах все остальное. Кажется, Гарри что-то сказал, вскрикнула Гермиона, угрожая какой-то Пожирательнице. А он смотрел на отца. И видел только отца во всей этой толпе. Перед глазами поплыли образы, детские воспоминания. Как отец наказывал его за малейшую оплошность, но, как ни странно, выполнял каждую прихоть. И Драко вырос эгоистом. Он походил на отца, и можно даже быть слепцом, чтобы все равно увидеть это. Голос, походка, манеры, каждая эмоция была отражением, копией. Драко знал, уже давно знал, что часть его, большая часть его мыслей жаждала чужой боли. Как он сам делал это с Гермионой, как его отец делал это с его матерью. Это ведь было то, чего Люциус так добивался. Этого он хотел, не так ли?

Гермиона снова оглянулась на Драко. Безжизненный, пустой взгляд. И эти глаза цвета безнадежности. Одна из Пожирателей выступила вперед, шепча заклинания.

– Назад! Иначе от вас и мокрого места не останется, – пригрозила ей девушка, махнув палочкой.

– Драко… – опять просипел Люциус, сделав шаг к сыну.

Это имя. Из уст Малфоя-старшего оно звучало совсем не так. Не так, как произносила это имя сама Гермиона. Его имя… оно шипело на языке, прожигало кожу, оставляло на теле раскаленный, плавящийся след.

– Не подходите, – насупился Гарри, направив палочку на Люциуса.

Каждое слово, каждую минуту. Минуту-секунду-быстрее-убежать.

– Посмотри на меня.

Голос Драко прорезал эту давящую тишину. И все посмотрели на него, но был важен только один взгляд.

– Посмотри на меня, черт возьми, – глухо повторил Драко. – Это ты сделал меня таким. Я даже при всем желании не могу забыть детство, понимаешь?

– Щенок, да как ты смеешь?! – взвизгнул женский голос рядом с Люциусом.

Гермиона в ужасе закрыла рот рукой: глумливая Пожирательница стащила маску с лица, открывая на показ свое лицо. Исхудавшая, бледная, это была Белатрисса Лестрейндж. Гриффиндорка не могла забыть, выкинуть из памяти ту адскую боль, те пытки, которым подвергла её эта чокнутая.

– Ты не можешь даже себя защитить, настолько ты жалок, – продолжал Драко. – Ты пришел сюда думая, что Блейз один. Но ты пришел с целой свитой, хочешь показать всем своё величие. Как ты выносишь себя?

– Я не знаю, – отрешенно прошептал Люциус.

Две души, два сердца. Два разных человека сейчас переживали одну боль на двоих, один страх… Драко и Гермиона.

– Столько глупых условностей, столько глупых правил, – хмыкнул слизеринец. – Я сожалею…Мне жаль тебя, правда, за то, что ты мой отец.

Люциус побелел и отступил назад. На его глазах проступили слезы, он опустил голову и вжался в спины своих соратников.

Теперь Драко смотрел на Гермиону. Опустошенный, словно сам себя убил этими словами. Он смотрел на неё, на опухшее от слез лицо, на искаженную от отвращения улыбку, на тесную пылающую от стыда кожу.