Control your emotions

Чистая, кристально чистая вода теперь размыта кровью. Грязной кровью, что капает с ладоней Гермионы в ледяной поток. Откуда на её ладонях кровь, это неважно. Она все равно уже ничего не вспомнит о глупой битве в доме у друга. Как он там?

Крови становится меньше, но она все равно есть. Въелась багровыми пятнышками в подушечки пальцев и не хочет вымываться. Пару раз студеные брызги на бледное лицо, и становится немного легче. Немного. Ненадолго. И боль потихоньку утихает, перестает дикой гадюкой гнобить нутро ядом.

Мысли беспощадно роются в голове, как в забитом вещами шкафу. Слова и фразы клубятся под потоком пыли, как ненужные никому игрушки. Игрушки из прошлого – никчемные воспоминания. Эти жалкие мотивы справедливости и доброты осели густой жижей глубоко внутри, хозяйничают в сердце, дерутся и отбирают друг у друга игрушки. Добраться бы до них и хорошенько навалять по заднице, чтоб знали. Глупые, несносные и маленькие. За что они дерутся? Да они и сами не знают. Улыбка медленной змеей пробирается к губам, впиваясь своими клыками в тонкую кожу, прокусывая её и впрыскивая в окровавленную ранку смешливый яд. Улыбка въедается в губы и становится слишком кривой, чтобы быть настоящей. Хочется выдрать эту улыбку, сорвать её с лица вместе с ртом, да только потом будет очень больно. Лучше так, с приевшейся змеиной усмешкой.

Солнце уже скрывалось за горизонтом. Небольшой лагерь, если это конечно можно было так назвать, сохранял блеклую тишину, нарушаемую иногда шелестом листьев. Чертов ветер то и дело норовил помешать стойкому молчанию, подгоняя сухие опавшие сучки со старых деревьев, ворошил идеальную гладь воды, отражая свое нутро рябью на прозрачной поверхности. Корявым проблеском на небосвод забиралась луна. Полная и невероятно желтая, как прилично аппетитный кусок сыра. Наверное, все мыши мира возжелали эту луну. Она была изжелта-красная, как будто её запятнали кровью. Невозможно и невыносимо было это всё. Природа словно насмехалась над ними, повсюду показывая величие смерти. А может, наоборот, пыталась пожалеть и высказала, что смерть повсюду и что это нормально. Что ж, получалось у природы весьма хреново. Если бы можно было запустить в неё чем-нибудь, чтобы нафиг успокоилась и вернула себе нормальный облик, перестала бы пятнать себя красными пигментами, словно то кровь. Как бы этого хотелось. Разрушить тут всё к чертям, уничтожить до последнего листочка, вывернуть все деревья с корнями. Так, чтобы природе было больно. Вот чья это вина. Смешно и глупо, но кого-то же надо было обвинить.

– Нам надо вернуться, – тихо произнес Гарри.

Они сидели втроем у небольшого костра, что без помощи магии сотворила Гермиона. Пара сухих сучьев ворчливо трещала под пошлыми языками пламени. Гарри сидел у самого огня, не боясь, что тот из своего озорства может опалить. Его взгляд был сосредоточен, но пуст. Холоден и беспристрастен. Драко сидел поодаль от огнища, прислонившись спиной в стволу дерева. Он часто и шумно дышал, сжимая бледными пальцами один из выпирающих корней, как будто ему было безумно больно. Гермиона нервно теребила в руках волшебную палочку, вглядываясь в каждую её прожилку. Ей до костра было не больше полуметра, но она все равно нервно дрожала, обхватив руками колени и глядя куда-то вдаль.

– Зачем? – бессмысленно спросила Гермиона.

– Куда? – одновременно с ней подал голос Драко.

Гарри взглянул на них и отодвинулся от огня. Он поправил очки и обтянул рукава свитера, как будто готовился произнести важную речь. Несколько раз протяжно вдохнув и выдохнув, гриффиндорец повернулся к друзьям и закрыл глаза, чтобы не видеть их реакции.

– Нам надо вернуться домой, – заключил он.

– Что?

Она посмотрела на Малфоя. Даже сейчас, даже после стольких «нельзя» и «ненавижу» Гермиона чего-то от него ждала. Хотела. Непонятно, почему именно сейчас, после всего, что случилось. И правильно было бы ненавидеть его и проклинать, как раньше.

«Ты – причина, по которой я все ещё жив».

Слова в воспоминаниях размыты, неясны и совершенно неважны. Что он сказал? Когда? А это было так важно? Слова сбивают с толку, носятся в беспорядочном движении, цепляются друг за друга. И ясно только одно: он нужен. Нужен сейчас. Необходим. Пожалуйста-нужен-сейчас-прошу. Дотронуться до него. Почувствовать его. Прикоснуться к теплой плоти – когда Грейнжер успела стать такой пошлой – и ощутить во рту вкус его губ. Вкус ЕГО губ. Это нужно сейчас, просто нужно забыться. Это всегда срабатывало раньше. Вот только Драко не выглядит больше таким нуждающимся.

– Нам надо вернуться домой. Каждому из нас нужно вернуться к себе домой. Это даже не просьба, – вымолвил Гарри. – Я не хочу подвергать вас опасности…

– Для нас это норма, – хмыкнул Малфой.

– Не важно. Я не хочу подвергать вас ещё большей опасности, – повысил голос гриффиндорец, уже явно злясь. – Я всё ещё под Надзором. Мне нужно оставаться дома, потому что…

– Потому что в Министерстве Магии могут спокойно отследить твои перемещения, – закончила за него Гермиона.

– Точно, – кивнул парень. – И потом, после того, что случилось, нам всем нужен отдых…

– Отдых друг от друга, – уточнил Драко.

– Я не совсем это имел в виду, – замялся Гарри, – ну хорошо, я именно это и имел в виду, – вздохнул он под взглядом слизеринца.

– Это не обвинение и не укор, Поттер. Я с тобой согласен. И предлагаю в таком случае трансгрессировать домой прямо сейчас, – спокойно сказал Малфой.

– Хорошо. Я согласна, – Гермиона кивнула и посмотрела на Гарри.

Он пробубнел что-то себе под нос, бросил прощальный взгляд на могилу, повернулся к друзьям и тоже кивнул.

– И чего нам ждать?

– Твоего совершеннолетия, – просто ответил Драко. – Других вариантов у нас нет. Пока ты будешь думать над крестражами, мне придется изображать роль примерного чистокровного идиота, как прежде. А Гермиона просто должна сидеть тише травы, потому что она…

– Грязнокровка, – фыркнула девушка.

– Маглорожденная, – поправил её Гарри.

– Ну что, план не идеальный, но другого у нас нет.

Он смотрел на неё и не мог налюбоваться. Как же она была хороша. Даже после всего этого кровавого бреда, бессмысленных битв, слез, бессонных ночей она была не просто красивой – она была потрясающей. Чуть загорелая кожа, казалось, мешает ей дышать. Неистовое желание, как глупо это было в такой момент. Так банально и странно. Гребаный извращенец, он не достоин. Уверенный, что Гермиона и близко не подпустит его к себе после смерти Рона. Он прав: не подпустит. Не позволяет даже смотреть на себя. И да, она грязнокровка. Не маглорожденная, а именно грязнокровка. Волнующее, режет слух, скрипит своим сочетанием по мозгам – это слово…

…это клеймо…

…он почти забыл, каково это – хотеть Грейнжер. Спасибо, что напомнила, сука. Гриффиндорская, ненавистная сука. Как хорошо было бы и в самом деле ненавидеть её. Ненавидеть её до мозга костей, до дрожи, как раньше. Поливать грязью, сыпать оскорблениями у всех на виду и знать, что ты тупо ловишь кайф от всего этого. От её нервного дыхания, лживой ненависти во взгляде, изумленного страха в движениях. Знать, что она просто перебесится и успокоится. Забудет, будет умнее и промолчит. Или колко ответит. Но не сможет задеть, затронуть за живое.

Да, это было раньше. А сейчас её простой взгляд…

...вот снова…

…она мучает этим взглядом. Прожигает в душе дыры, делает так, чтобы душа гнила до самого днища. Она даже не догадывается, как же хреново. Насколько хреново от того, что он не может подойти и забрать её бессмысленную улыбку себе, забрать эту болезнь себе поцелуем. Простого здесь было бы мало. Нужно было бы придавить её к чему-нибудь, повалить на сухую листву, недалеко от костра, и вжимать в землю всем телом. Знать, что потом останутся синяки. Следы. Раны. Нужно, это нужно Малфою настолько, что хочется кричать. Он пытается справиться со своим желанием. Обходит Гермиону стороной, не смотрит в её сторону, игнорирует вопросы, просто молчит. Но сейчас…