Цотнэ, или падение и возвышение грузин
Шрифт:
Между тем паломники, посланцы из разных земель, французские и итальянские миссионеры, постоянно привозили новые вести о крестоносцах. Христианская Европа с воодушевлением готовилась к походу невинных отроков, возлагая на этот поход большие надежды. Всё новые и новые отряды вливались в войска Этьена. Пастырь Ивлиан следил за новостями и рассказывал своему воспитаннику о каждом шаге крестоносного войска.
Цотнэ не нуждался в поощрении учителя. Он и без того мечтал о походе в Палестину и при каждом подходящем случае умолял Русудан обратиться к матери, чтобы та ускорила поход.
Однажды в присутствии царевичей Тамар начала говорить:
—
— Бог не допустит, чтобы ты умерла! — вскричал Лаша и обнял мать.
— Что ты говоришь, мама, — заплакала Русудан.
Тамар осушила набежавшую слезу, принуждённо улыбнулась и прикрикнула на них:
— Что вы расхныкались! Вставайте, посмотрите вокруг, может ли быть что-нибудь лучше жизни! — и она всех троих проводила до дверей, напомнив сыну уже на пороге:
— Когда господь призовёт меня, не забывай моего завещания…
В своей загородной резиденции Начармагеви Тамар постоянно была занята государственными делами. Визири и вельможи, церковные иерархи и руководители обеих академий постоянно пребывали в палатах Начармагевского дворца.
Царица и её соправитель Лаша-Георгий с утра садились за обсуждение и решение разных государственных дел. На это уходило много сил и времени. Совещания с визирями и эриставами, приём послов, отправление посланников, сооружение каналов и дорог, возведение крепостей, и подготовка войск… Каждое дело доходило до Тамар, всё более или менее значительные дела решались с её согласия.
Остальное время царицы уходило на церковную службу, на чтение книг и рукоделие.
С некоторых пор она стала чувствовать себя плохо, заметно худела. Головная боль и слабость нападали на неё в те часы, когда невозможно было оставить дела. Она терпела, думая, что слабость пройдёт, скрывала от всех свою немочь. Изнуряли не столько труды, сколько бессонница. Не умея бороться с ней, царица до полуночи вязала и вышивала, до рассвета читала книги, а на следующий день не узнавала сама себя — всё было трудно: и сидеть на троне, и стоять, и читать, и писать.
Поблёкла зелень лесов, а местами вкрались в листву жёлтые и огненные краски. Затихли виноградники, улёгся шум в деревнях. Вино перебродило, и страсти улеглись. Околачивающийся по деревням пьяный Дионис мирно спал.
Настала пора поздней, но сухой, солнечной осени. Нежно веющий ветерок ещё не приносил морозного дыхания с гор, земля дышала уже ослабевшим, но приятным теплом. Солнце утратило свой жар, оно уже не было жгучим, а приятно грело.
После полудня Тамар заседала в дарбази. Уже с утра царица чувствовала себя плохо. Она задыхалась, но, привыкнув не откладывать государственных дел, она долго не решалась встать и покинуть совет. Наконец заседание кончилось.
Царица пожелала совершить прогулку на свежем воздухе. Подали осёдланную лошадь.
В сопровождении детей и визирей она направилась к опушке леса. Не отставая от Русудан,
Цотнэ не сводил глаз с царицы. Тамар, не уступавшая ни в чём лучшим наездникам, теперь как-то вяло сидела на своём белом коне, она ехала, опустив поводья.Цотнэ не верил глазам, ему казалось, что Тамар едва удерживается в седле. Встревожившись, он догнал Русудан.
— Посмотри на царицу, — сказал он, — мне кажется, она плохо себя чувствует.
Цотнэ не договорил своих слов, как Тамар покачнулась и начала сползать с седла. Едва подоспевший Лаша поддержал мать и помог ей усидеть в седле. Но царица всё равно была в обмороке. Пришлось её снять и положить на землю. Свита мгновенно окружила царицу. Пронзительно закричала Русудан:
— Мама, мама! Помогите!
Срывали с сёдел подушки, чтобы устроить на земле подобие ложа. Кто-то кричал «воды!», кто-то распоряжался скакать за лекарем. Пока что тёрли ей виски и брызгали на лицо водой.
— Мама-а… Горе мне, мама-а… — причитала Русудан, била себя кулаками по голове и царапала щёки.
Цотнэ сам готов был заплакать.
Машинально посмотрел он в сторону протекавшей поблизости реки. Ему казалось, что он не перенесёт смерти Тамар, побежит к воде и бросится в волны.
Ещё обрызгали царицу водой. Она шевельнулась, ресницы дрогнули. Медленно Тамар приходила в себя. Бледные щёки покрылись крупными каплями пота.
— Мама! Мамочка! Посмотри на меня, — взывала в отчаянии Русудан.
Тамар раскрыла веки, взглянула на плачущую дочь и опять закрыла глаза.
Русудан целовала матери руки. Насупивши брови, окаменев от горя, стоял Лаша. Приближённые не сводили глаз с дороги. Наконец царица глубоко вздохнула и оглядела присутствующих.
— Что с вами, государыня? — почтительно спросил Мхаргрдзели. Тамар не ответила. Увидела хмурого Лаша и видно, желая ободрить его, слабо улыбнулась, потом положила руку на голову рыдающей Русудан.
В это время, гоня во весь опор, примчались из дворца. Лекарь опустился на колени и осторожно притронулся к запястью Тамар. Пульс бился слабо, с перебоями. Лекарь дал больной укрепляющего, распорядился отвезти царицу во дворец и уложить в постель.
Лаша кивнул в знак согласия. Раскрыли носилки, осторожно уложили больную женщину и двинулись в сторону дворца.
Визири обсуждали между собой происшествие. Врач упомянул о неизлечимой болезни, и это заставило побледнеть всех приближённых.
— И по цвету лица её заметно. Мы каждый день видим её, привыкли и не замечаем перемены. Но если приглядеться, сразу бросается в глаза. Кожа приняла восковой цвет. Первейший признак этой пагубной хвори.
— Почему не лечили до сих пор?
— Болезнь давно уж гнездится в плоти, а сейчас внезапно усилилась и быстро одолела больную.
— Что делать? Какие лекарства добывать? Чем помочь?
— Горе нам! Мы бессильны, и любое лекарство бесполезно. Надо уповать на волю господа. Господь велик и не покинет нас, — крестясь, сказал врач, подымая руки к небу. — Помолимся Спасителю и святой деве Марии, чтобы вразумили нас и научили, как вылечить царицу.
Царица слабела с каждым днём. Боли вместо того, чтобы утихнуть, усиливались. Она теряла силы и таяла, как свеча. Её привезли в загородную резиденцию под Тбилиси, и перемена воздуха как будто немного помогла, но оказалось, что временно. Со всех краёв везли искусных врачей, доставляли разнообразные лекарства, всё государство поднялось на ноги.