Critical Strike

Я сел в поезд в семь утра и в одиннадцать я был на родине.

Даугавпилс – это уже провинция, хоть и второй по величине город в Латвии. Кризис тут выражался гораздо сильнее и четче, чем в Риге, – росла безработица, уменьшались зарплаты, городские газеты с перепугу одичали и гавкали во все стороны. Некоторое время я провел в центре, предаваясь ностальгии, – встретился со старым приятелем, посидел с ним в баре, прогулялся по парку. Насытившись родным городом, я купил немного продуктов и поехал к отцу. Добрался до него к четырем вечера: отец жил в семи километрах от Даугавпилса, ехать надо было на автобусе.

Я давно не навещал его. Все шестнадцать заговоров, сдерживавших входную дверь, вспомнил с трудом, один даже пришлось сымпровизировать. Дом у отца был небольшой, двухэтажный, но удобный и тепленький.

– Паап?

Отца внутри не оказалось; я вышел во дворик и осмотрелся. Тут все осталось по-прежнему: японский садик камней, за ним – огород, возле дома старый сарай, чуть дальше – банька, над ней поднимается густой серый дым. Я бросил вещи, прихватил в холодильнике пару бутылок пива и вошел в баню.

Отец был все такой же: худощавый, лохматый, как черт, с веселой искоркой в глазах. Он сидел в предбаннике и пил пиво.

– Кого я вижу! – возликовал отец. – Степан! А я как раз думал, кто бы мне тут спину веником попарил, – вот меня духи и услышали. Давай, раздевайся, хватай веник, пиво открывай!

– Это я мигом.

– Баня – святое место, – говорил отец. – В бане всегда чистота должна быть, даже рожали раньше – в бане. И все эти гадания святочные, знаешь, ой… Ой! Давай поясницу, поясницу, Степа! Отлично! В бане особый дух живет: банник. Волосы у него длинные и рыжие, и весь он долговязый такой, а ежели его уважать да жить с ним в дружбе, пиво оставлять – так и он тебе отплатит: как баню запаришь, воздух особый в ней будет, чувствуешь? Воо, вот там, да еще крепче бей!

Когда отец напарился вдоволь, он достал новый веник и попарил как следует меня. Чувство было хорошее: я дышал в щель между двумя досками, чтобы не умереть от жары, и все мое тело приятно ломило от ударов веника, и запах в носу стоял хороший, запах березы, сосны, дуба и раскаленных камней. Отец плеснул пива на камни, и в воздух тут же поднялось облако шипящего и пьянящего пара.

– Хорррошо-то, а? – воскликнул отец.

– Хорошо. Только я, пап, уже двигаться не могу. Пошли в предбанник…

И мы пошли в предбанник пить пиво. В бане оно всегда имеет другой вкус, какой-то чистый, свежий, необычный – будто даже не пиво вовсе, а что-то вроде кваса или медовухи.

– С чем пожаловал? – поинтересовался отец.

– Есть у меня пара вопросов. Проблемы… Но давай после бани?

– Это верно, – согласился отец. – Неча баню тяжелыми разговорами осквернять.

И мы с ним сидели, остывали, пили пиво.

– Про Тунгусский метеорит слышал? А про Николу Теслу? – болтал отец. Я не успевал ничего ответить, но этого и не требовалось. – Никола Тесла как раз серьезный магический ритуал проводил: транспортировал энергию на большие расстояния – место безлюдное выбрал, чтобы никого не покалечить, вот так этот метеорит и получился. Ведь не нашли до сих пор ничего, никаких остатков, только кратер.

Хорошо было у отца: семь защитных кругов по периметру, духи все свои: домовой, сарайный, банник, пчелиный дух, огородный, энергоинформационное поле в радиусе километра чистое, и никакой кризис сюда не проникает. Все-таки шаман с опытом и в третьем поколении; знает, как вокруг дома все обустроить, мне до такого еще расти и расти.

– Сосед, Михалыч, вчера зашел – говорит, глянь, мол, участок мой, аномальная зона появилась: снег там растаял, земля черная, собаки туда идти боятся. А я как с нашим Тузиком пошел, с лозой побродил там – и правда, черная земля. Пару заговоров прочел, камень гранитный туда притащил, чтобы воронку энергетическую заглушить, – так Михалыч мне бутылку самогона подарил, да какого самогона! Михалыч в этом деле большой спец. Вот попробуешь вечером – ничего больше в жизни не захочется.

Потом отец еще раз попарился, вышел на улицу и хорошенько натерся снегом.

– Ээх! Ну пойдем в дом, п #243;лно уже.

Я оставил бутылку пива для банника, оделся, и мы пошли в дом. Устроились на кухне; отец поставил жариться шкварки и гордо продемонстрировал бутылку масла.

– Видишь? Мое, рапсовое! Сам жал. На нем теперь и котел отопительный работает, и машина ездит, и жарю, и в курения добавляю – отменный продукт! А жмых Михалычу на корм коровам продаю: прибыль!

– Что за масло-то такое?

– А ты что, не видел? Пошли-ка покажу!

Отец накинул свой старый серый тулуп, я надел куртку и последовал за ним. Он отвел меня в сарай и показал свое новое приобретение: пресс для отжима масла.

– Раньше все поле фацелией засеивал, мед с нее хороший. А нынче думаю: половину рапсом засею. Масло отличное, на все годится, да еще жмых после отжима Михалыч берет, выгода-то очевидная! Безотходное производство, и духам в радость: экологично! Вот тут он, вишь, отжимается, вот тут масло вытекает. Соображаешь?

– Это ты хорошо придумал, – улыбнулся я.

– А то! Пошли, на тотем новый глянешь, небось, не видел еще.

Новый тотем представлял из себя угрюмое чучело. С художественными способностями у отца всегда было туго, но делал он от души. Расправив руки в приветственном жесте, чучело смотрело на бескрайнее батькино поле, упиравшееся где-то вдалеке в заиндевелый еловый лес.

– Это я огороднику поставил, чтоб рапс хорошо рос. Он малый сговорчивый, живо оценит, как весна придет! Ну пойдем, пойдем, как бы там шкварки не пригорели…

Мы поели шкварок и устроились в комнате, отец – на диване, я – в кресле. Папка “Дело №_” немного распухла, на полке появилось несколько новых деревянных магических статуэток, которые отец вырезал для разных ритуалов, но в остальном его комната была почти такой же, как и полгода назад.

– Как Серафимка поживает? Чего не привез?

– Я в спешке ехал. Черный сон сегодня ночью увидел, страшный сон – решил, нужен совет твой. Собрал вещи и приехал на первом же поезде.

– Зря ты Серафимку так. Инициация все же, сам помнишь.

– Помню. Но обстоятельства…

Отец достал хваленую самогонку Михалыча и поставил на стол две стопки.

– Ну давай. Рассказывай.

И я поведал отцу все, как было, – с самого начала, с самого моего появления в квартире на Дзирциема, в племени хорька.

Самогон Михалыча и вправду был отличный.

– Я-то, видишь, по-своему живу, со своими духами, – сказал отец. У меня и телевизор-то ваших не показывает, а только все Дискавери, и потому помогать я тебе не возьмусь. Но кое-что расскажу, а остальное ты уже сам, камлать будешь – поймешь.