Цугцванг. Два королевства
Шрифт:
На этом сон кончался, Хаук вздрагивал и просыпался. Бывало, описывался и боялся кому-то признаться. Жег простыни или подбрасывал прачкам втихую. Через пару месяцев все прошло, когда он попросту перестал думать об этом, что-то чувствовать и давать слабину. Если бы Риг узнал… Хаук не хотел даже предполагать. Не важно, что ему было шесть и он потерял омегу, который был для него всем. Риг сжил бы его со свету за это проявление слабости.
Жуль подошел и осторожно тронул его за руку.
– Не думайте, что все вас ненавидят, Арнбранд, просто вы перешли дорогу некоторым из них… – на удивление
Оливье резко обернулся и указал на дверь в замок.
– Мы уходим, – отрезал он.
Альфы почтительно расступились, уступая дорогу, но Альбер все равно смотрел волком, хоть и понимал под покровительством Оливье (и герцога Юдо) к Хауку путь заказан.
Глава 7
Оливье больше не приходил, причин для злости у него насчитывалось немало. Хаук показал зубы и должен был расплатиться за дерзость. Ему оставалось только читать, дожидаясь пока хотя бы кто-нибудь проявит интерес к его судьбе. Маркиз на какое-то время забыл о нем, предоставляя возможность подумать об условиях, озвученных королем, а больше и некому было его посещать.
Клетка собственной спальни давила на него сильнее, чем это могло бы сделать любое другое наказание. Свитки принца Валентина притягивали взгляд раз за разом, но Хаук не находил в себе силы их прочесть. В строчках на пергаменте увековечился совсем не тот отец, которого он знал – свободный и счастливый. Открытый к новым свершениям. Если бы не плен Хаук не появился бы на свет, но стоит ли раз за разом винить во всем Тхиен?
Спустя неделю одиночества в собственной спальне к Хауку наконец-то пожаловал герцог Юдо, в сопровождении личного секретаря. Смурной бета держал под мышкой футляр для свитков, а из кармана у него торчало белое перо.
– Хочу вам представить мою правую руку – Эврарда, графа Дю Жюсти. – В этот раз на Юдо красовался строгий черный китель без регалий. А его единственный зрячий глаз смотрел холодно, словно хотел выискать в Хауке какой-то скрытый изъян. – Эврард также является секретарем Совета, поэтому для вас это двойная честь.
Хаук едва склонил голову, чем заставил Юдо неодобрительно поджать губы.
– Хаук – единственный сын принца Валентина. – Слова пролились легко и Хаук впервые произносил их с некоторой гордостью. Ведь именно этого они и хотели от него, частичку его родителя.
– Поскольку ваш отец давно в могиле вашим приданным занимаюсь я, как и всем остальным. Нужны некоторые документальные подтверждения нашего будущего союза, – повелительно сообщил Юдо.
– Подтверждения чего? – не понял Хаук.
– Подпись на брачном договоре.
Эврард прошел к столу и начал раскладывать бумаги, достал чернильницу и наточил перо. На что Хаук лишь скрестил руки на груди. Немало времени он потратил в одиночестве, чтобы продумать свою линию поведения против Юдо. Играть стоило крайне осторожно, но все же была и шаткая вероятность победить.
Король предлагал избавиться от этого брака, а значит все еще может быть. Герцог Юдо силен, но не всемогущ, каким бы властным не казался. Сдаться на его милость, все равно что отпустить душу в Бездну.
– А разве Совет принял решение? – с напускной наивностью уточнил он.
Теперь уже опешил Юдо.
– Какое
решение?– О нашем браке?
– Зачем мне разрешение Совета?
– Вы готовите объединение против короля, верно? – нахально спросил Хаук и Эврард ахнул, оглядываясь на герцога. – Наши дети в случае брака будут близки к трону, как никто. Попахивает заговором. Совет точно не против усиления ваших позиций?
– Я готовлюсь к свадьбе, – поправил его Юдо. – А не к бунту. Не смешите.
– А выглядит все иначе… Совет вам не указ, а король – мой кузен – пока не поставил в известность, что он велит мне вступить в брак. Ну, а вы даже не спросили: хочу ли я? Если не из корыстных или политических целей, выходит вы настаиваете на браке из любви ко мне?
Юдо жестом приказал Эврарду выйти из комнаты и тот пулей выскочил наружу, не мешкая.
– Что за игру вы ведете?
– Не понимаю, о чем вы.
Юдо с силой ударил по столу, так что чернильница подпрыгнула и едва не расплескалась. Хаук даже не вздрогнул, выжив в сверийском замке по соседству с эмоционально-неуравновешенным братом, не так уж и страшен был герцог. Пусть пресмыкаются другие альфы, он будет стоять на своем.
– Я понимаю… – начал тот и его голос слегка скрипел, как несмазанная телега. – У вас есть амбиции. Желания. Норов. Если все дело в женщине, я пойму – Оливье мне рассказал – не буду против. Трахайтесь с ней на здоровье. Вы мне мало интересны, как любовник.
– Но я буду обязан трахать вас?
Юдо ничуть не оскорбился столь грубой формулировке.
– Знаете, как говорят: ночью все кошки серы. Вы же альфа, у вас семя брызжет во все стороны, сможете трахнуть и меня. Мы оба извлечем из этого мало удовольствия.
– Да, но что я получу? Зачем оно мне?
– Про Тхиен забудьте, вас там не ждут. Они уже справили по вам поминки и забыли о вас. И я начинаю их понимать… – обронил Юдо. – Не заставляйте меня ломать вас, я не маркиз Орно. Угрозы – не мое, я предпочитаю боль убеждению – работает гораздо лучше.
Предостережение, которое вполне могло стать руководством к действию, но Хаук не испугался.
– И будете отвечать перед королем?
– Перед кем угодно. Не вынуждайте меня.
Хаук не дрогнул. Хватило школы маркиза, который сек словами, а потом наказывал молчанием. Юдо хотел манипулировать им, они оба. И думали, что это будет крайне просто. Что там может понимать тхиенский варвар?
– Почему меня не выпускают из комнаты? Вы приходите сюда, приносите бумажки, требуете с меня. А сами ничего не даете взамен, – резонно заметил Хаук. – Думаете я буду радоваться приданному? Да плевать я хотел на ваши традиции… Этот брак не более чем глупый фарс.
– Меня предупреждали о вашей невоспитанности. Как ваш будущий муж, я могу приказать слугам маркиза вас высечь, прямо сейчас.
– И вы хотите, чтобы после этого я вам помогал? – съязвил Хаук. – Секите. Привязывайте. Режьте. Вы же только это и можете? Любите убивать, но так чтобы вам не ответили. Каково, занося копье, смотреть в глаза людям, умирающим на поле боя?
Юдо задумчиво склонил голову на бок. Как будто его вообще не трогали слова, да и с чего бы ему сердиться на Хаука? Мнение тхиенца для иосмерийца пыль.