Цугцванг

«Кажется у этой суки в рукаве припрятан козырной туз…» — думаю, а он пожимает плечами, как бы невзначай.

— Как считал Жозеф Бедье: «Чем сильнее женщина любит, тем ужаснее она мстит.» [23]

— Не понимаю.

— Да-да. Не понимаешь о чем я говорю, это сегодня звучало, поэтому спрошу прямо, чтобы избежать долгих игр в кошки-мышки. Ты же любишь моего сына, так?

Молчу, гордо вздернув подбородок, Александровский усмехается в ответ.

23

Жозеф Бедье «Тристан и Изольда»

— А он тебя?

— Да.

Вранье чистой воды. Макс мне этого так и не сказал, но я вру, чтобы не ударить в грязь лицом — так мне кажется правильно, но это далеко не так. Петр Геннадьевич с легкостью считывает ложь и смеется.

— Брось, Амелия, не надо. Я прекрасно вижу, когда люди мне врут — это специфика моей работы. Или хочешь сказать, что я ошибаюсь? Макс тебе это говорил?

Снова молчу, но уже с менее гордым видом. Сдуваюсь как-то, зябко ежусь, потому что боюсь. Мое сердце бьется в быстром ритме канкана, а руки холодеют на кончиках пальцев, что подрагивают сами собой. Я знаю, что все это дерьмо кончится для меня очень…очень! плохо. Александровский лишь дарит уверенность в этом, кивая.

— Так я и думал. Он не скажет этих слов, потому что мать приучила его относиться к подобным признаниям со всей ответственностью, на которую он только способен.

— Он говорил, что влюблен… — зачем-то мямлю глупое оправдание, в ответ сжимаясь сильнее от жестокого, холодного смешка.

— Влюблен…это разве чувство? Так, лишь иллюзия или красивое прикрытие для простого «я тебя хочу».

— Думаете, что наговорив мне гадостей, заставите меня желать ему зла?

Александровский снова смеется, но отвечать не спешит. Он осматривает стены медленно, придирчиво, и я даже вздрагиваю, когда резко опускает свои холодные глаза на мое существо.

— Но попробовать то всегда можно.

— Вы…

— Ответь мне на один вопрос. Как ты думаешь…ты первая девственница, на которую он поспорил?

Фраза, которую я собиралась сказать, застревает в горле, а я ловлю ступор похлеще предыдущего. По правде говоря такое мне и в голову не приходило, и, конечно же, Александровский считывает мое состоянии, правильно его трактуя.

«Да. Я думала, что была единственной…»

— О, наивная, маленькая девочка…Это далеко не так. Макс всегда был сложным ребенком, а потом стал не менее сложным подростком. В его биографии очень много темных «дыр», и такие споры для него, увы, скорее обыденность. Если тебе интересно, ты пятая девушка. И это только то число, которое знаю я…сколько их было в действительности? Известно лишь ему. Поинтересуйся…

— Я не… — хрипло начинаю, потом все же силюсь взять себя в руки, откашливаюсь, — Я не очень понимаю, зачем мне эта информация?

— За тем, чтобы ты понимала не только то, как иллюзорно твое мнение о собственной эксклюзивности, но и для того, чтобы наглядно увидеть, чем кончались подобные отношения с другими девушками. Без нужных…связей.

«Связей?…» — видит, что я не понимаю, поэтому спешит пояснить. Еще бы!

— Макс вообще быстро теряет интерес к девушкам, скажу тебе по секрету. Ему нравится добиваться, а когда Бастилия взята, уже все не так. Теряется острота, пропадает это потрясающее ощущение охоты…И все они, включая "спорных" особ, неминуемо исчезали. А ты здесь…интересно, почему так?

«Потому что он в меня влюблен…?»

— Надеюсь, что ты не думаешь о чувствах? Они здесь абсолютно не при чем.

«Черт, у меня что реально все на лице написано?!»

— И почему же тогда? Вы явно знаете ответ.

— Конечно знаю. Как и в моем случае, дело в твоем ДНК, а если обстоятельнее — в твоем родстве с некой особой по имени…

— Нет! — резко перебиваю, хмурюсь, — Ни слова о моей сестре! Максу на нее плевать. Его слова.

— Ммм…как интересно. А ты знаешь, где он сейчас?

«Знаю!» — отмечаю не без удовольствия, — «Он на шаг ближе к твоему разрушению!»

— Уехал по делам.

— Ох, теперь это так называется?

Холодею изнутри, и хотела бы сказать, что снаружи не показываю свои чувства, но это была бы глупая ложь — я сама чувствую, как жалко хлопаю глазами. Не дышу. Властелин же смакует — он жмет плечами, достает телефон и, нажав пару раз на экран, поворачивает его ко мне. Там фотография: за столом в каком-то крутом ресторане, сидит Лилиана и Макс. Она, улыбаясь от уха до уха и подоткнув лицо рукой, да еще и так, чтобы сиськи сильнее выделялись, смотрит на него. Выражения лица Макса я не вижу, но воображение дорисовывает картинку из разряда: «дерьма кусок».

— Забрать туфли из магазина теперь считается важными делами?

«Стоп. Не разгоняйся. Он все тебе сказал. Тормози. Ты кому вообще веришь?!» — я выдыхаю всю боль от удара, пришедшего в сердце, гордо расправляю плечи и мило улыбаюсь.

— Это ничего не доказывает. Макс сказал, что ничего не испытывает к Лилиане, и я ему верю.

— Ничего не испытывает? — тихо цыкает и медленно мотает головой, — Глупая девочка. Если бы Макс не хотел проводить с ней время, он бы нашел способ — мой сын весьма изобретателен, если это ему нужно. И он уж точно не помчится по ее первому свисту…

— Я вам не верю. Уходите.

Тон мой уже не настолько уверенный, ведь зернышко сомнения посеяно, и этого не отнять. Но я играю роль…пытаюсь, по крайней мере, и это дарит Александровскому улыбочку пошире предыдущей.

— Притворяешься? Забавно. А скажи-ка мне…каково это жить в тени своей сестры да еще и в клетке?

— Я не живу ни там, ни там.

— Правда? То есть ты можешь выйти в любое время?

— Из-за вас нет.

— Из-за меня?

— Он просил меня никуда не ходить из-за вас. Из-за вашего внимания. Это мой выбор слушать его или нет.

— Вранье.

— Простите?!

— Я говорю, что он тебе врет.

— То есть вашего внимания не существует?

— Существует, но он просил тебя не ходить никуда не поэтому. А ты развесила уши, глупая, наивная дурочка.

Режет по-больному. Сама знаю насколько глупо все это слышится со стороны, ведь когда произношу сама, меня дико коробит, а он только и делает, что упивается. Все мои доводы — кайф. Так как все мои доводы — бред. Глупость. Обман. И его, и себя.

«Макс навешал мне лапши на уши, а я повелась. Опять.» — я знаю, что так и есть. Чувствую. И я знаю, что сейчас мне станет известно все и даже больше. Поэтому еще страшнее. Я не уверена, что готова услышать то, что неизменно услышу.

— Скажи, а у тебя есть ноутбук?

— А что? Вам надо проверить почту? — хмыкаю притворно, он улыбается по-настоящему.

— Нет, просто интересно, закрыл ли он тебе доступ на новостные порталы?

Твою. Мать. Я без понятия! Никогда особо не интересовалась «новостями», с чего бы начинать?! А внутри что-то кивает: да, мол, еще как закрыл. Ха! Петр Геннадьевич вот знает точно, он уверен, а с чего бы это? С ЧЕГО, ТВОЮ МАТЬ?!

— Мне надоели ваши игры! Говорите прямо или…

— Я тебе лучше покажу.