Цугцванг

— Ты слышал, что она сказала о своей матери. Если все так, как ты рассказывал — ее угрозы реальны.

— Я разберусь.

— Мне это не нравится.

— Что поделаешь?

— Может есть смысл отпустить ее?

Застываю. Челюсти моментально сжимаются, а сердце ухает в груди. Марина молча изучает мою реакцию, потом слегка улыбается и пожимает плечами.

— Сам подумай. Если ты не можешь находиться рядом с ней, то какой в ней вообще смысл? Договоримся, может дадим денег…

— Она не возьмет деньги.

— Посмотрим.

— Не на что смотреть. Амелия не возьмет деньги.

— Можно договориться как-то иначе…

— Нет.

— Макс, милый, да. Всегда можно договориться, разве что есть другая причина, по которой ты не готов ее отпускать?

Я молчу. Потому что, сука, есть! Я просто не могу этого сделать! Знаю, что если отпущу ее, она может навсегда пропасть с моих радаров, и от одной только мысли, что я ее больше никогда не увижу — внутренности скручивает. Мара все это, естественно, видит. Улыбается шире, делает глоток из своего бокала, провоцирует молчанием, и я наконец сдаюсь.

— Ну хорошо! Они есть! Ты довольна?!

— Орать необязательно. И давай разберемся, окей? Ты не хочешь ее видеть, потому что она доводит тебя до бешенства, но не можешь отпустить ее, потому что…?

Марина разводит руки, давая мне возможность окончить фразу, но я не хочу этого делать. Отворачиваюсь к экрану ноутбука и открываю свои графики, а еще тянусь к стакану, чтобы снова притупить все, что сестра разворошила внутри.

— Это типа «разговор окончен»?

— Именно так. Все останется так, как я сказал.

— О, какой серьезный…

— Иди, я не хочу обсуждать больше эту тему. Амелия не угрожает нашему плану, а в остальном я разберусь сам.

Сестра тихо смеется, но ставит пустой бокал мне на стол, потом снова обнимает со спины и шепчет на ухо тихо-тихо:

— Разберешься конечно, Максюша, я знаю, что у тебя получится. Но помни: ты не наш отец, ты намного лучше, чем он. А она простит…если ты позволишь ей увидеть себя настоящего.

Амелия

Отъезжая от дома, я не могу сдержаться, чтобы не бросить последний взгляд на замок через боковое зеркало. Не знаю, что я там рассчитываю увидеть, как Максимилиан драматично бежит в след машине?

«Ха! Была бы я Лилей, бежал бы еще как…» — тихо цыкаю и перевожу взгляд на лобовое стекло, — «Не хочу об этом думать…Прекрати себя с ней сравнивать!!!»

— Все нормально? — тихо спрашивает Михаил, на которого я бросаю саркастичный взгляд, но не отвечаю.

Наверно он того и не ждет, улыбается ведь, вижу, пусть и не смотрю напрямую — гордость не позволяет. Я еду обратно в клетку с высоко поднятым носом, расплавив плечи, потому что не позволю никому из них увидеть, как на самом деле мне больно.

«Он даже не захотел со мной поговорить…» — все крутится-крутится-крутится в голове, — «Он просто сказал «хорошо». Хорошо, твою мать?! Какая разница, что я болтаю?! Почему ты сам не захотел мне объяснить?!?!»

Вздыхаю и откидываюсь на спинку пассажирского кресла, а Михаил тут же выдает.

— Нам ехать минут двадцать до города. Скоро отдохнешь.

— Спасибо, я не устала, — цежу сквозь зубы, получая в ответ смешок.

— Не устала бить мою сестру?

— Ой, так вышло. Надеюсь, что ты не ждешь извинений, потому что их не будет.

— Не ври, что так вышло. Ты сделала это специально.

— Она первая меня ударила, и нет. С чего такие мысли?

— Амелия, мы нашли ключи от ее машины в твоем…кхм, в пиджаке Макса.

«Твою мать…» — не поверите, но я о них напрочь забыла, поэтому кляну свое желание уязвить Максимилиана, вместе с яростью и вообще всеми чувствами, что он во мне вызывает, — «Я реально не могу рядом с ним думать нормально! Как идиотка, чесслово…»

— Похоже меня поймали.

— Надо было уходить сразу, а не продолжать.

— Не смогла удержаться, чтобы не пнуть твоего ублюдка-братца по яйцам.

— Красочно.

— Ага.

Замолкаем, но ненадолго, потому что Миша тихо нарушает паузу, бросив на меня короткий взгляд.

— Знаю, что ты сейчас не готова это слышать…

— Если ты собираешься говорить, что твой брат не такой мудак, как мне кажется, то можешь даже не стараться.

— То, что он сделал — плохо.

— Плохо?! Как забавно. Может в угол его поставишь?

— Ты не совсем понимаешь масштаба того, что сделал наш отец.

— Ой, он отбил у него девчонку. Какая жалость.

— Макс ее любил.

Сжимаю пальцы, потому что мне неприятно это слышать, и, к сожалению, попадаюсь на горячем. Михаил снисходительно улыбается, пусть я даже резко и расцепила их — уже попалась, так что кляну себя по чем зря, отворачиваясь к окну.

— Очень жаль.

— Тебе неприятно это слышать?

— Что ты, я бьюсь в экстазе. Знать, что тебя трахнул бывший твоей сестры — то, о чем я мечтала всю жизнь.

— Макс…

— Остановимся сейчас, — перебиваю и смотрю теперь точно на него, четко обозначая все, что я об этом думаю, — Я не хочу ничего слышать о том, что их связывало, мне достаточно того, что у меня уже есть. И мне не нужно объяснять, что он ее любил, потому что я лучше остальных знаю, что так и было. С Лилианой раз поведешься и назад не вернешься, поэтому избавь меня от подробностей. Также я не хочу слышать жалости и чего-то в этом духе, потому что мне давно ясно кто я в этой истории, и что виновата сама в том, кто я в этой истории.

— И кто ты в этой истории по-твоему?

— Наивная дура, — злобно бурчу себе под нос, сжав руками и опять отвернувшись к окну, — Которая поверила человеку, которого не знала, потому что видела в нем то, чего нет. Я всего лишь глупый ребенок и оружие в войне с моей сестрой, попутно захватившей и вашего папашу. Счастливая случайность.

— «Война с твоей сестрой», как ты выразилась, не является ни для кого приоритетом. Ты смотришь на ситуацию не с того угла, Амелия.

— А с какого же мне надо смотреть?