Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том I
Шрифт:
“Результат этого сражения, — писал он, — ясно сказался на всех японских генералах, с которыми я общался. Они, кажется, впервые поняли или, по меньшей мере, впервые открыто показали, что осознали размах того конфликта, который затеяли”.
Именно под влиянием такого неожиданного хода событий японцы попросили президента Теодора Рузвельта стать их посредником в поисках мира»{413}.
Президент посредником, естественно, стал, но своего отнюдь не упустил. Упирая на то, что посредничество, да еще с Россией, — дело тонкое, он немедленно заключил с японским премьером Кацурой секретное соглашение.
Соглашение это было, как нетрудно представить, все о тех же вновь приобретенных дядей Сэмом Филиппинах, на которые страна
Возвращаясь же к делу при Шахэ, следует учесть, что оно традиционно считается нашей очередной неудачей. Как пишет в своих «Очерках русско-японской войны» Петр Николаевич Врангель, бывший тогда хорунжим, а с декабря 1904 года сотником 2-го Аргунского полка летучего отряда генерала Павла Карловича фон Ренненкампфа — генерала, любимого и уважаемого автором «Очерков»: «Дело под Шахэ было проиграно. Блестяще задуманная операция не удалась… Кого винить в постигшей нас неудаче? Кто виноват в том, что победа, столь близкая от нас, ускользнула из наших рук? На это даст правдивый ответ история…»{415}
К ответу на заданный Петром Николаевичем вопрос вернемся чуть позже, а пока отметим, что японские генералы считали свои дела швах еще до Сандепу и Мукдена. Несмотря на видимость побед. И даже небольшой успех 2-й армии генерала O.K. Гриппенберга, который намечался в начале операции под Сандепу, мог окончательно переломить положение в нашу пользу.
Состояние же высшего японского военного руководства к августу 1905 года нельзя характеризовать иначе, как паническое. Вот что пишет об этом современный японский историк профессор Окамото Сюмпей.
2.2. Как это видели они сами…
«Военные перспективы Японии были безотрадными»
«Сразу после отъезда [министра иностранных дел Японии] Комура [в Портсмут] глава [Имперского] штаба [маршал] Ямагата уехал в Маньчжурию. 21 июля 1905 года [309] он прибыл в Мукден, и Главнокомандующий [маршал] Ойяма доложил ему о военной ситуации. На следующий день он лично проверил положение дел на передовой и 25 июля устроил совещание, на котором присутствовали Ойяма, начальник штаба Кодама и командующие армиями Куроки, Оку, Ноги, Нодзу и Кавамура.
309
В японском источнике даты указаны по новому стилю.
Очевидно, что военные перспективы Японии были безотрадными. На тот момент армия России была в три раза сильнее японской. В то время как в японской армии остались в основном офицеры запаса, так как большинство кадровых офицеров было убито или ранено, русская армия состояла в основном из первоклассных военных, недавно прибывших из Европы.
Боевой дух противоборствующих сторон также полностью изменился. Командующий Линевич честно и прямо телеграфировал Царю, чтобы договоренности о мире не достигали, пока военная ситуация в Маньчжурии остается очевидно выгодной для России. Куропаткин вспоминал: “Никогда за всю историю войн Россия не выставляла на поле сражения столько войск, сколько находилось в 1-й, 2-й и 3-й Маньчжурских армиях в августе 1905 года”.
Тем временем провоенная фракция вокруг Царя с каждым днем становилась все больше, требуя немедленного прекращения мирных переговоров»{416}.
Между тем, переговоры в Портсмуте зашли в тупик благодаря твердой позиции Государя Николая Александровича, однозначно сказавшего, что Россия не станет платить компенсацию и не пойдет на территориальные уступки. Верховный полномочный представитель Японии Комура 26 августа доложил своему правительству, что вынужден будет прервать переговоры на следующей сессии.
«Это донесение пришло в Токио в 8 часов утра 27 августа. Встревоженное серьезностью ситуации японское правительство распорядилось,
чтобы Комура отложил следующую сессию на день, и созвало совместное совещание гэнро [310] — членов кабинета в доме гэнро Ито. Ито, Ямагата и Иноуэ, премьер-министр и исполняющий обязанности министра иностранных дел Кацура, военный министр Тэраути, военно-морской министр Ямамото и вице-министр иностранных дел Тинда совещались до полуночи и после нескольких часов перерыва собрались снова утром на следующий день.310
Гэнро — старейшие государственные мужи. Составляли неформальный высший совет при императоре.
Японские руководители, которые пришли на это чрезвычайное собрание, чтобы сделать выбор между миром ценой уступок и войной, по сути дела, не имели выбора…
Со стороны Японии Главнокомандующий Маньчжурской армией, раздраженный медленным проведением переговоров, срочно телеграфировал своему правительству, чтобы оно скорее заключило мир.
Военно-морской министр Ямамото отчаянно подталкивал к уступкам во имя заключения мира [311] .
Поэтому на собрании было решено, что Япония должна заключить мир прежде, чем военная ситуация в Маньчжурии ухудшится окончательно».
Экономические перспективы были не лучше…
«28 августа в 2 часа пополудни состоялось совместное совещание гэнро, кабинета и высших военных чинов с присутствием императора.
311
И это после Цусимы! Объяснить это можно только одним. Адмирал Ямамото отчаянно боялся, что в случае возобновления военных действий в Маньчжурии одним из требований победившей России будет уничтожение японского боевого флота. Недаром ведь адмирал И.Ф. Лихачев до конца считал, что мир можно заключать только после передачи в русские руки острова Цусима. Во избежание…
На конференции сперва спросили мнение тех, кто обычно воздерживался от высказываний.
Военный министр Тэраути заявил, что из-за нехватки офицеров война не может больше продолжаться и что сражаться по ту сторону линии Чангчун нельзя, так как все сообщение с этой линией перерезано.
Министр финансов Соне доложил, что продолжать войну невозможно, потому что Япония не может найти дополнительных источников для ее финансирования. Его мнение поддержали Мацу ката и Иноуэ. [Глава Имперского штаба маршал] Ямагата также согласился, что единственный выход — это заключение мира.
Заседающие доложили императору, что с учетом военного и финансового положения Японии у них нет иного выхода, кроме заключения мира»{417}.
Мир любой ценой!
В тот же день, 28 августа, в 20 часов 35 минут токийского времени Комуре была отбита телеграмма № 69, чтобы думать забыл о компенсациях и территориальных уступках со стороны России.
Не нужен нам этот Сахалин. Порт-Артур бы не потерять. При этом «для сохранения лица» предлагалось обратиться к душевному другу президенту Рузвельту с тем, чтобы предложение об отказе от территориальных уступок шло от него, а японская делегация просто соглашалась бы с ним «во имя человечества и мира». Дальше в телеграмме шли вообще замечательные фразы: