Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II
Шрифт:
А ведь мог выбрать себе практику поближе к родному дому.
Поскольку по существовавшим тогда довольно странным правилам князь не мог войти в офицерский состав флота, то по окончании срока обязательной службы он вышел в запас в октябре 1903 года. Но, как полагается настоящему русскому князю, лишь только загремели выстрелы, пролилась кровь наших моряков в Порт-Артуре и началась война с Японией, князь Григорий Григорьевич Гагарин добровольно, еще до призыва запасных, подал прошение о принятии его снова на службу во флот.
Несмотря на усиленные и непрерывные хлопоты, только в
Доблестная отвага и героизм, проявленные инженер-механиками флота под Порт-Артуром, изменили к лучшему взгляд на этих «парий флота». Уже в походе все они были «переименованы» из гражданских чинов в военные: широкие погоны и морские палаши были даны им в знак уравнения их в правах со строевыми офицерами. Григорий Григорьевич получил чин поручика.
«Письма Григория Григорьевича, присланные в семью с похода, очень характерны. Он нигде не выделяет себя из состава эскадры: целиком всей душой он слился с тем огромным целым, к которому принадлежал и с которым был связан общей высокой задачей. Свои мысли, чувства и настроения он выражал большею частью во множественном числе, от имени всех»{151}.
Заметим, что эти слова приведены в книге, посвященной именно погибшему техническому составу эскадры и критике режима по этому поводу и никак не грешащей ура-патриотизмом.
«27 декабря 1904 года. Мадагаскар. Носси-Бе. Пришли сюда сегодня утром; соединились с нашими кораблями эскадры Фелькерзама, с теми, которые пришли сюда через Суэц. Мы вышли сюда накануне Рождества. По дороге нас встретила “Светлана” и миноносцы, которые были посланы из отряда Фелькерзама. Они сообщили нам все печальные новости, между прочим, и о взятии Артура, и о потоплении эскадры…
С потерей артурской эскадры наши дела далеко не блестящи, но Рожественский не падает духом и очень торопится на Восток. Может быть, с его энергией и при известном счастье нам удастся прорваться во Владивосток»…
«31 декабря 1904 года. Мадагаскар. Носси-Бе. Будем надеяться, что Новый год принесет нам больше счастья и удачи… Французы нас уверяют, что японская эскадра стоит в архипелаге Chagos в 1500 милях отсюда. Мы непременно пройдем мимо этих островов; и было бы хорошо, если бы встретились с ними; я очень верю в нашу эскадру и особенно в Рожественского. Будет ужасно, если мы его лишимся. Остальные два адмирала совсем на него не похожи и не внушают большого доверия.
Наши офицеры и даже часть команды днем на берегу: все отдыхают и набираются сил перед предстоящим походом, который обещает быть серьезным… “Александр III” продолжает считаться образцовым кораблем всей эскадры».
«18 января 1905. Носси-Бе. Только что вернулись с моря: ходили на эволюции и практическую стрельбу всей эскадрой. Завтра рано утром опять идем в море. Эти ученья немного оживляют нас и вносят интерес в нашу однообразную
жизнь на Мадагаскаре. Уже вторую неделю идут дожди, которые продолжаются целыми днями, с небольшими перерывами…Сидим без всяких известий из России. Адмирал получает много телеграмм, но их содержание не оглашается… Всем бы нам хотелось знать, что с нами решено делать, идем ли мы дальше на войну. Теперь только теряем время, и эта потеря вряд ли будет нам в пользу. Ужасно угнетающим образом действует эта неизвестность».
«2 марта 1905 года. Носси-Бе. Наш уход внезапно решен, и завтра в полдень мы идем, как говорят, на Восток, но куда — не знаю. Это лучше — скорее к развязке. Мы, очевидно, последние силы в этой войне: на суше так все идет плохо, что вряд ли можно теперь рассчитывать на успех.
Нам, конечно, нелегко придется теперь, когда японский флот отдохнул после Артурской блокады, опять привел себя в боевой вид и теперь вполне приготовился к встрече с нами. Нам надо будет много счастья и удачи, чтобы достигнуть хороших результатов. Вся вера в энергию, настойчивость и способность Рожественского…»
«1 апреля 1905 года. Бухта Камранг. Благополучно добрались до Аннама, сделав в один переход и не заходя никуда 4500 миль. Теперь осталось до Владивостока всего 2500 миль. Говорят, что будем ожидать здесь 3-ю эскадру, которая должна прийти через 2–3 недели. Переход был сделан очень удачно; по дороге в открытом море несколько раз грузились углем. Погода все время была прекрасная и потому не мешала нашим работам. Миноносцы шли до самого Малаккского пролива на буксирах транспортов и потому пришли сюда совершенно свежими.
Адмирал проявляет большую деятельность. Организация эскадры им сделана превосходно: только благодаря его энергии мы так удачно сделали этот большой переход, имея в эскадре 46 кораблей…
Вообще за последнее время мы перестали верить в существование Японцев; самый удобный момент для их минной атаки был, когда мы выходили из Малаккского пролива, и ночи были темные. Теперь же светит луна, а к приходу 3-й эскадры будет новая. Адмирал страшно уверен в себе: еще на днях останавливались в открытом море для погрузки…
Я очень доволен нашими делами и в восторге от Адмирала. Если мы доедем до Владивостока, чему я верю, то только благодаря ему. Удивительно, как у него все организовано и предусмотрено. Он сам страшно много работает и, кажется, никогда не спит».
«5 апреля 1905 года. Бухта Камранг. К нам на эскадру приехал из Киао-Чао лейтенант Кедров, флаг-офицер Макарова и Витгефта. Он рассказывает много интересного о бое 28 июля.
Как оказывается, не мы, а Японцы потерпели поражение, которое не было понято Ухтомским; из-за его оплошности мы потеряли всю нашу артурскую эскадру.
На нескольких японских броненосцах башни были уже заклинены и орудия у них не стреляли более. Многие имели сильные повреждения, тогда как в нашей эскадре пострадал только один “Цесаревич”, потерявший [ненадолго] способность управляться из-за снаряда, попавшего в прозор боевой рубки.