Цвет преступления – красный

– Завтра можете позвонить, узнать время и возможность посещений, – по-прежнему холодно сказала Тоня и, убрав журнал в свой чемоданчик, встала из-за стола.

– Но я бы хотела поехать с ним! У него кроме меня никого нет! – жалобно заныла Белла, в след уходящей Антонине.

– Только родственники! – отрезала Тоня и подмигнула Жорику, стоявшему наготове, чтобы утешить близких.

Тоня догнала на улице Федора и Веру Павловну, выносивших на носилках больного мужчину, и распахнула перед ними дверцы фургона. Когда больного определили в палату и поставили ему капельницу, вся четверка оказалась снова в ординаторской, где Жорик, с довольной улыбкой на небритом лице, достал из своей медицинской сумки бутылку коньяка, коробку конфет и пакет с мандаринами. А когда, наконец, все выпили коньяк и допили выдохшееся шампанское, он с важным видом вынул из внутреннего кармана куртки белый конверт и раздал всем по 25 000 рублей.

По дороге домой Тоню не покидал образ с той странной фотографии, которую она увидела в библиотеке Всеволода. Одно воспоминание о ней заставляло ее вздрагивать от страха. Она начала думать о том, что напоминает ей это странное фото, и она не понимала, почему в ее уставшую голову лезли всякие ужасные мысли. Но тут она вспомнила, как однажды приехав с работы, застала Антона за просмотром фильма режиссёра, имя которого она никак не могла вспомнить, а вот название быстро всплыло в ее памяти – «Город грехов». Именно там она видела похожие странные кадры. Вспомнила и успокоилась. После Новогодней ночной смены Антонина вернулась домой уставшая, но довольная. Далеко не каждый раз, родственники богатых пациентов так щедро благодарили медиков, а в начале каждого месяца приезжала квартирная хозяйка за деньгами. У Тони как раз не хватало 20000 рублей на ежемесячный платеж, и она с ужасом думала о том, как ей придется опять унижаться перед этой базарной толстухой, чтобы та подождала еще неделю до зарплаты. И вот теперь эта неприятная мысль исчезла сама собой. Когда она вернулась днем после новогодней ночной смены, Антон уже был дома и сидел, развалившись в единственном кресле. По его широкой улыбке и потому, что он позволил себе пройти в комнату, не сняв ботинки, Тоня поняла, что и у брата ночь прошла успешно.

– С Новым годом, сестренка! Сделай-ка мне кофе, а то я так устал, сил нет поднятья! Работал, как ломовая лошадь! – сказал он, и демонстративно достал из внутреннего кармана дорогого костюма, взятого напрокат агентством, три скомканных стодолларовых купюры и вульгарным жестом бросил их на столик перед сестрой.

– Вот это да! Антошка! Как здорово! Твой первый заработок! – восхищенным голосом вскрикнула Тоня и, прижав голову брата к своей груди, нежно поцеловала его в рыжую макушку.

– Ну, ну, сестричка, ты и глазом не успеешь моргнуть, как я стану миллионером! Ты что-то говорила о том, что у нас опять не хватает денег на квартплату? Так вот, можешь рассчитаться! – и он ласково коснулся банкнот ухоженными пальцами, неохотно подвигая ее в сторону Антонины. Тоня тут же достала из своей старенькой сумочки 25000 рублей и, положив их рядом, радостно сообщила:

– Антошка! Я тоже сегодня подзаработала! Так что деньги останутся и на новые шторы и на кастрюльку….

Но тут у Антона сошла с лица улыбка, и он грубо оборвал Тоню:

– Никогда больше не называй меня этим деревенским именем! Теперь меня зовут Энтони! Ты поняла? Так как там насчет кофе? Антонина, привыкшая к подобным выходкам брата, и научившаяся уже не воспринимать их близко к сердцу, ответила:

– Сейчас сделаю! И убежала на кухню.

– Антон! А ты не помнишь, кто режиссер фильма «Город грехов»? – Громко спросила она, наливая воду в чайник.

– Гай Риччи! Деревенщина! Стыдно не знать культовых режиссеров! Вот бы ты опозорила меня в приличном обществе! – неприятно загоготал Антон.

Пока она размешивала в чашках растворимый кофе и сахар, из комнаты послышался голос Антона:

– Ну, раз ты сама решила проблему с оплатой, то я, пожалуй, должен купить себе стильный бумажник! А то как-то не солидно складывать баксы в карман! Когда Тоня вернулась в комнату с двумя чашками кофе, на столике уже лежали только рубли. С тех пор она больше ни разу не видела, заработанных Антоном денег. Но одно то, что он перестал клянчить их нее, уже радовало Антонину. В тот день она хотела рассказать брату, в каком красивом доме она побывала, и кого они доставили ночью в свою больницу, но Антон постоянно перебивал ее рассказами о том, кто был на Новогоднем балу, куда водила его Эвелина. Восхищался нарядами и драгоценностями, которые он видел, расхваливал блюда и напитки, которые пробовал, что событие Новогодней ночи Антонины, показалось ей самой блеклым и не интересным. До того, как Антон устроился на работу, он всегда сам просил сестру рассказать о тех, кто попадал к ним в больницу. С особым вниманием он слушал истории о богатых пациентах, которых постигло горе. Тоню, поначалу настораживал этот нездоровый интерес брата к несчастью других людей, но потом она сочла его отражением скучного образа жизни Антона, которому не хватало драм в сериалах, и он искал их в реальной жизни. Так уж случилось, что сначала Антон не захотел слушать о Всеволоде, а потом Антонина сама, опасаясь сглазить свое счастье, носила свою тайну в себе. «Счастье любит тишину». – любила говорить ей мать с самого детства, как только она пыталась поделиться с ней какой-нибудь радостью. Даже вчера вечером, когда она после Загса заехала на ее уже бывшую работу проститься с коллегами и сообщила, что выходит замуж за Всеволода, никто ей сначала не поверил. Несмотря на то, что все знали, что она уже полтора месяца подрабатывала у него приходящей на дом медсестрой. Люди, которые каждый день плотно соприкасались с болезнями и смертью, просто отказывались верить в сказки. И только, когда она показала всем кольцо и поставила на стол в ординаторской подарочную корзину, которую по этому случаю заботливо ей вручил Сева, все начали поздравлять ее, и завистливо обзывать «миллионершей»!

*******

Антонину разбудил стук входной двери и шум в прихожей. Она села и огляделась вокруг. Увидев ворох вещей на полу, она нахмурилась, но вспомнив событие вчерашнего вечера и осознав, что это пришел домой ее брат, она улыбнулась. Быстро встав на ноги, Тоня хотела побежать ему на встречу, но по тому с каким выражением лица вошел в комнату Антон и плюхнулся в старое потертое кресло, она поняла, что у него неприятности. Брат ни разу не взглянул на нее и откинулся на спинку кресла. Прикрыв глаза, он всем своим видом пытался показать, как он устал и патологически несчастен. Тоня знала все его выкрутасы наизусть и поэтому, молча, собрала с пола вещи и начала развешивать их на ветхие деревянные плечики в шифоньер. Затем аккуратно сложила постельное белье и убрала на полку, а когда она взяла с журнального столика пустой пакет из-под сока и грязный стакан и уже направилась на кухню, Антон застонал и провыл фальцетом:

– Мой бог! Мой бог! Никому на этом свете нет до меня дела! Всем плевать, насколько я несчастен! Антонина, стараясь скрыть улыбку, вернулась и снова села на диван напротив брата. Но говорить она не торопилась, просто смотрела на него и думала, что сегодня может себе позволить лишнюю минуту безразличного молчания за все его капризы, которые ей приходилось терпеть с детства. Кресло было явно маловато для широкоплечего юноши, рост которого приближался к двум метрам. Его рыжие кудри были уложены мастером высокого класса, широкие скулы и подбородок чисто выбриты. Смокинг и белоснежная сорочка были сшиты на заказ, запястье украшали золотые часы. И пусть все эти вещи принадлежали агентству, смотрелся в них Антон сногсшибательно. Тоня знала, что брат так одевался только на очень важные мероприятия, и подумала, что возможно, в этот раз, у него случилось что-то серьезное. Наконец-то, Антон театрально взмахнул руками и выдавил из себя:

– Меня уволили! Нет, это просто уму непостижимо! Я ни в чем не виноват! Какие все-таки люди сволочи! Антонина, не желая слушать любимый монолог брата, резко встала и ушла на кухню, громко включила воду и начала натирать губкой стакан. Стекло уже скрипело от чистоты, а она все терла и терла его, наблюдая, как струйки воды стекают по краям мойки. Она была готова подпрыгнуть от счастья. Бог услышал ее молитвы, и Антон больше не будет работать дамской игрушкой. Ей никогда не хватало смелости указать на унизительность его положения. Ему было не понять, что вся его светская жизнь – не более чем игра. Но так как Антон с детства делал только то, что ему нравится, а в данном случае ему еще за это и платили, то она просто ждала и надеялась, что когда-нибудь он повзрослеет и возьмется за ум. Тоня закрыла кран и хотела поставить безупречно чистый стакан в шкафчик, как почувствовала легкое прикосновение к своему плечу. Она вздрогнула, повернулась и выронила стакан, он ударился о край мойки, звонко упал на пол, но не разбился. Антонина наклонилась, чтобы поднять его. – Ну, сестренка! Я знал, что ты расстроишься, но не стоит принимать все так близко к сердцу! У меня сейчас такие связи! Да стоит мне только позвонить, и другие агентства начнут драться из-за меня!

– Конечно, дорогой! Но может быть прежде, чем ты начнешь звонить своим знакомым, все спокойно расскажешь мне? Иди, переоденься, а то ведь тебе придется вернуть все эти вещи, а я принесу чай с ромашкой. Тихо сказала Тоня и зажгла допотопную газовую плиту с двумя конфорками. Ее слова про вещи, задели Антона, и она прекрасно это поняла. И ей вдруг очень понравилось это чувство, когда хищник и жертва поменялись местами. Она столько лет терпела его вечные выходки, оскорбления и манипуляции, что ей не стало его жалко, а скорее напротив она впервые в жизни насладилась этим чувством превосходства! Тонкая натура Антона тоже почувствовала это и он, ссутулившись, вернулся в комнату. Антонина заваривала чай и думала о том, что-теперь-то точно она не позовет его переехать с ней в «Зеленые холмы». Тоня так долго представляла себе, как сообщит брату эту счастливую новость, так тщательно подбирала слова для этого разговора, но его несносное поведение остудило ее пыл. Сняв с пальца колечко, женщина торопливо засунула его в маленький кармашек своих узких шерстяных брюк, которые очень выгодно подчеркивали ее красивые бедра и длинные ноги. Когда Антонина вошла в комнату с двумя чашками на подносе, Антон уже был одет в потертые джинсы и брендовую футболку. Он подвинул журнальный столик к дивану и помог сестре поставить на него поднос. Аромат ромашки наполнил комнату запахом из детства. Они сели на диван, и Антон ласково положил свою руку на колено сестры.

– Да я ни в чем не виноват! Вскрикнул он, вскочил со своего места и затараторил, отчаянно жестикулируя руками.

– Это все Альбина! Старуха чертова! Я весь вечер ходил за ней, как хвостик на открытие выставки…какого-то там искусства! Потом на банкете до трех часов ночи носил ей коктейли один за другим! Алкоголичка старая! После банкета я должен был проводить ее домой и получить свои честно заработанные пятьсот баксов. Так ведь она же потащила меня в ночник «Сова», пообещав накинуть еще столько же! А я дурак согласился! Но такие легкие деньги! Да и клубешник очень престижный, я так давно мечтал туда попасть! Но под утро она вообще окосела и давай на меня вешаться! «Поехали, говорит, в отель»! Я, естественно, отказался! Ты бы ее

видела! На ней же места нет, куда бы ни прикасался скальпель пластического хирурга! Такая ночью присниться – не проснешься! Потом она сказала, что накинет еще пятьсот, если я соглашусь. Я ей ответил: «Хоть миллион, я – не проститутка»! А она как заверещит, что типа она хоть старая и страшная, зато богатая и власть имущая, а я – деревенщина, от счастья своего отказываюсь и не видать мне больше этой работы, как своих ушей! Антонина отпила глоток из своей чашки и спокойно сказала: