Цветочный мёд

— Вы собираетесь официально жениться на женщине, которую видите второй раз в жизни?

— Почему же вижу во второй раз? Мы уже в четвёртый раз общаемся. Не смотрите на меня как на идиота. Я понимаю, что мои слова для вас неожиданны, поэтому Вы спокойно их обдумайте и позвоните мне завтра.

В машине они ехали молча, как неделю назад. Борис внимательно следил за дорогой, а Ангелина вспоминала загородный отель, катание на ватрушках и «молодого мужчину в серой куртке» нежно держащего под руку жену, а потом его хриплое «раздвинь ноги, сука», слёзы и боль…

Борис остановил машину перед Гелиным подъездом, пожелал спокойной ночи и уехал. Ангелина поднялась на крыльцо, оглянулась: в свете фонаря исчезал чёрный силуэт автомобиля — вот и всё, праздники закончились, надо приступать к работе — сейчас она вернётся домой, поставит будильник на половину седьмого и ляжет спать. А Борис останется здесь, в воспоминаниях о новогодних праздниках, и больше он никогда Геле не встретится. С этими мыслями Ангелина поднялась к себе на этаж и застыла у лифта: на полу под дверью её квартиры, свесив голову на грудь, сидел Белогорский.

Глава 18

Ангелина подошла поближе к Антону и увидела, что он спит. Геля вздохнула: вечер сюрпризов продолжался. Чтобы зайти в квартиру, пришлось трясти Белогорского за плечо, слушать пьяное бормотание, пытаться отпихнуть огромное его тело от двери. Наконец Антон поднялся во весь свой богатырский рост и ввалился следом за Гелей в квартиру, где прошёл в комнату и рухнул на кровать.

Ангелина постелила себе на диване, но спать не хотелось, да и громкий храп незваного гостя надежды на сон не оставлял. Вздохнув, отправилась на кухню, включила телевизор и заварила себе зелёный чай. Странный вечер завершает праздники: сначала практически незнакомый человек учил её держать оружие и звал замуж, а потом, как снег на голову, свалился на неё пьяный бывший…

В этот момент в дверном проёме появился Антон:

— Мне тоже чайку покрепче завари.

— Иди, спать ложись, — буркнула Геля. — От перегара твоего дышать нечем.

— А ты форточку открой, — посоветовал Белогорский, усаживаясь за стол. — Гелька, я из дома изгнан.

— Это ненужная для меня информация.

— Настенька, говорю, — Антон не обратил внимание на Гелино замечание, — Настя, так ведь нельзя. Но она ничего хочет понимать.

— Настя — это твоя жена? — уточнила Ангелина.

— Сволочь она, а не жена. Ключи забрала, сказала, чтоб к шлюхе своей шёл. Шлюха — это самое интеллигентное, что она сказала. Остальное мне стыдно тебе повторять.

— Разумеется, приятно, что вы про меня не забываете, но почему я фигурирую в ваших беседах как шлюха?

— Да при чём здесь ты? — Белогорский тяжело вздохнул. — И чай у тебя — дрянь зелёная. Нормальной чёрной заварки у тебя, что ли, нет?

— Пусть тебе жена чай заваривает. Иди спать ложись.

— Ничего она мне не заваривает. Только орёт. А знаешь, как на меня орала? Матом, да таким, что не всякий мужик сможет. Я вот не смогу. Я ей: «Настенька, Рождество — светлый праздник. А ты кричишь». А она: «К шлюхе своей ступай!», и ключи от квартиры забрала.

— Прекращай меня шлюхой называть, — перебила Геля: пьяная болтовня Белогорского начала сильно раздражать.

— Я тебя не называю. Это она и не про тебя, а про Василину так. Прочла в телефоне нашу с ней переписку и давай меня выгонять. Только, Геля, я думаю, — Антон понизил голос, — что она не от ревности, у неё самой мужик появился.

— Про какую Василису ещё ты придумал, сказочник?

— Не Василиса, а Василина. Она не женщина, она воплощенная мечта! — с этими словами Белогорский встал и поплелся в комнату.

Ангелина содрогнулась, представив, что ей придётся всю ночь слушать храп пьяного мужика, но сидеть на кухне, уставясь на экран телевизора, быстро надоело. Глаза слипались, зевота одолевала, и она всё же пошла в комнату, легла на диван, сразу, несмотря на присутствие Белогорского, провалилась в глубокий сон. Ей снилось, что она идёт по заснеженному Старому Залучью, к ней навстречу идёт Ярослав, он обнимает её, прижимает к себе… Ангелина просыпается, на её теле рука Антона.

— Это ещё что? — Геля возмущенно села на диване. — Изнасилование в новом году у меня уже было и совершенно не понравилось.

— Да я просто тебя разбудить хотел. Поговорить.

— На часы посмотри!

— У меня психологическая травма

— Все мы чья-то психологическая травма, — печально заметила Ангелина. — Например, ты моя травма. Я два года рану зализывала.

— Гель, чего вспоминать, что давно прошло. Я и так наказан, что на истеричке женился. Слушай, я тут подумал: может, мне у тебя пожить, пока меня жена обратно не пустит.

— Ты свой пьяный бред не озвучивай, — Ангелина встала и пошла на кухню попить.

В чайнике воды не оказалось, «Это я выпил», — с гордостью, как о достижении, объявил Антон.

— Ты не злись, что я тебе спать не даю. Мне сейчас так погано.

— Пить надо меньше, — буркнула Ангелина.

— Ты же ничего не знаешь. Меня жена из дома выгнала.

— Ты это уже говорил.

— Ты не понимаешь, как это тяжело.

— Я не понимаю только, в чём проблема? Ты же сам от неё уходить собирался, мне предлагал вспомнить былое.

— Ну, нам есть что вспомнить. Я вот часто фотографии смотрю, как мы на море ездили, как в горы ходили. Я же тебя любил!

— А потом женился на другой.

— Гелька, прекращай бубнить. Я от жены по-любому ушёл бы — пилит, орёт, опять пилит. Но я бы сам ушёл, а то она меня выставила. Я женщину встретил, Василину, это мечта всей моей жизни. Мы в галерее на выставке познакомились. Её работы рядом с моими висели. Как она с тенями и отражениями работает!

— Ну, так и шёл бы к этой Василине. Вместе на пленэр бы ездили, с тенями и отражениями работали. Чего ко мне приперся?

— Она на неделю в Турцию уехала. Старый Стамбул снимает. И потом, она сказала, что ещё не готова вместе жить, она пока думает.

— А как надумает, так ты сразу жене ручкой сделаешь?

— Сделаю, — безмятежно улыбнулся Антон. — Сколько можно в дурдоме находиться!

— Каким ты был, Антон, таким остался, — зевнула Геля. — Живёшь с женой, улыбаешься жене, Настенькой называешь, а сам глазами ищешь, к кому бы соскочить. Мерзко это.

— Чего ты нудишь постоянно? Вспоминаешь, что давно забыть пора. Не тебе ворчать. У тебя без меня, сразу видно, всё отлично сложилось: пришла ночью, нарядная — платьице, сапожки…