Цветок Амелии: первый опыт

В дверь постучали. Мари сидела в кресле, сложив руки на животе, протянув укутанные пледом ноги к камину. Джером поднялся с дивана, чуть кряхтя, как старик. В последнюю смену его спину продуло, потому каждый шаг отдавался болью.

– Кто пришёл? – Спросил он у гостя за дверью.

– Открывай, зять!

– А-а, батя, проходи!

Он открыл дверь и вместе с пургой вошёл высокий мужчина, укутанный одеждами. Он постоял у порога, обстучал ноги и отряхнул пальто, шарф и шапку.

– Пап, дверь, холод-то идёт! – Сказала Мари.

– Да-да, конечно, милая. – Он повернулся и закрыл за собой дверь на защёлку.

Джером стоял рядом скрестив руки на груди:

– Какими судьбами, бать?

– Мари вот-вот рожать, дурень. Моё место здесь, рядом. Я ж доктор, в конце концов, – Рассмеялся Лютер.

– Точно же. Чай будешь? Или чего покрепче?

– От чайку не откажусь. С мёдом, чтоб слиплось!

– Сделаем!

Джером отлучился на кухню, поставить чайник, а Лютер сел поближе к Мари.

– Ну как ты, доченька?

– Всё хорошо, пап. Спасибо, что пришёл.

С кухни донёсся грохот вперемешку с бранью, Мари с отцом обернулись.

– Всё нормуль! Треклятая дверца, сука… Палец отшиб!

– Осторожней… – Вздохнула Мари.

Через несколько минут Джером вернулся с чаем.

– Ну что, когда рожать? – Спросил он.

– Завтра подходит срок. Пока ждём. Готовимся. Морально и физически.

– Командуй. Чем помогать?

Лютер дал Джерому кучу инструкций. От подготовки постели до раскладки нужных зелий и инструментов.

Ночь прошла спокойно. Мари, хоть и волновалась, но спала хорошо. Джером всегда спал мёртвым сном и что-то бубнил. Лютер уснул в детской Джерома. Там всё ещё стояла его старая кровать, на которой будущий дедушка отлично выспался. Первым проснулся Джером. Приготовил завтрак, натопил камин и пошёл в старую кузню. Там всё осталось на своих местах, в память об отце: в центре стояла огромная кузнечная печь, рядом – наковальня и огромная бочка с заледеневшей водой. Джером пришёл туда наколоть дров. Погода наладилась. На улицу повалили люди, все по своим делам. Ребятня играла в снежки, женщины шли за продуктами, а мужики по работам.

Из старой кузницы доносились цикличные звуки падающих брёвнышек. Одно, два, три, четыре… Джером наколол достаточно дров на весь день и вернулся внутрь. Положил их рядом с камином на стойку. Глянул на часы. Восемь утра. На завтрак он приготовил яичницу с помидорами, поставил на стол огромную сковороду и кувшин с молоком, нарезал хлеб, разложил посуду и пошёл наверх. Мари проснулась, лежала в постели и что-то читала. Лютера в постели не оказалось.

– Золотце, куда папаня ушёл? – Спросил Джером.

– Не знаю. Он только проснулся, рванул вниз.

– Понял. Я там завтрак накрыл.

– Ох, спасибо, милый.

Но позавтракать не удалось. Джером спустился вниз сразу после разговора. Мари дошла до ступеней, взялась за перилу. Послышался звук, будто кто-то разлил ведро воды.

– В рот мне зелье… Джером! Твою мать, твою мать, твою мать!

Джером соскочил из-за стола, стул, на котором он сидел, влетел в стену, а сковородка подлетела в воздух и приземлилась обратно на стол, разбросав яичницу по кухне. Он подбежал к ней, увидел лужу.

– Ох ты ж сука! Ты главное не… не волнуйся…

В глазах потемнело, он пошатнулся и… Упал. Прямо на ковёр, который смягчил падение. Последнее, что слышал Джером будучи в сознании – крик Мари и открывшуюся дверь.

– Джером? Джеро-о-ом??? Очнись, зятёк! – Над ним стоял Лютер и лупил его по щекам.

– А? Чего я? Я… где? – Еле-еле сказал Джером. – А Мари?

– Ты отрубился. Мари наверху, – Он взял его за руку и приподнял туловище, чтобы тот сел. – Ну что, папаня. Дочка! Совсем крохотная! Во-о-от такая… Джером?

Джером снова упал. Плашмя. На этот раз его не трогали. Накрыли пледом и оставили лежать. И пока непутёвый отец был в отключке, наверху спало крохотное – похожее в основном на мать, но носом точно в отца – создание.

Годы шли, девочка – Амелия – росла. Она действительно походила на мать: рыжие волосы, карие глазки бусинки и веснушки на пухлых щеках. Но неугомонным характером и большим, курносым носом – повторюсь – вышла всё-таки в отца. Этот ребёнок был гремучей смесью незаурядного ума, хитрости и непоседливости.

– Доченька, топай сюда! Давай-давай, козочка-мимозочка моя, батяня ту-у-ут… А-ай, вот же-ж жоп… э-э… жомпельштинц! Опять упала. – Первые шаги Амелии. Только шагала она по столу. Джером сидел напротив, а она возьми и пойди задом наперёд. Упала на тот самый ковёр, который привык принимать всех не справившихся с гравитацией. Крик стоял… Жуть! А чего они ожидали? Вряд ли она в год смогла бы спрыгнуть со стола скрутив сальто и встать при этом на ноги. Мари, конечно, не узнала. А обошлось всё только ором.

•

– Папа, а сто это за мальцик? – Амелии было четыре года. Они с Джеромом пришли в лавку единственного в деревне портного и сапожника – Питера Веббера. Этот мужчина с достаточно крупным, прямоугольным лицом и чёрными волнистыми волосами – локоны которых он всегда собирал в тугой пучок – выглядел в глазах Амелии добродушным. Одевался он с иголочки, лицо идеально выбрито. Он был высок, особенно в сравнении с семейством Мэггот. Когда Амелия спросила про мальчика, Питер как раз стоял, склонившись и положив руку – всю в ссадинах и порезах – на плечо парнишки. Тот, в свою очередь, сидел за столом и пытался вдеть нитку в швейную машинку.

– Сынок, смотри как надо, – Сказал басистым, но приятным голосом Питер и помог сыну вправить нить в игольное ушко.

– Это сын дяди Питера, малышка. Иди, поздоровайся с ним, спроси, как его зовут, – Сказал Джером.

– Да сяс! Он зе мальцик, пускай сам и подходит!

Питер – невольно – услышал их разговор, улыбнулся и лёгким движением руки толкнул сына в плечо:

– Позже закончишь, сынок. Иди, поздоровайся с гостями, – Он обернулся и посмотрел с улыбкой на Джерома.

– Джером! Здравствуй-здравствуй, костюм для Амелии как раз готов. Как сам поживаешь? Как Мари?