Цветок яблони

К его удивлению, меч не переломился пополам, точно тонкая птичья косточка, лишь вскрикнул высоко и звонко, словно напуганная девушка, полыхнул ярко-рубиновым светом.

Шрев, не ожидавший ничего подобного, попытался удержать его в руке, отчего едва не вывернул себе запястье и чудом уклонился от собственного оружия, отлетевшего ему в лоб.

Оба оказались столь потрясены случившимся, что несколько мгновений смотрели друг на друга, и наконец Шрев, скосив глаза на меч, протянул:

— Вот как, значит...

Вир подул на сбитые костяшки, они слабо кровоточили, и от них поднимался едва заметный дымок.

— Талант... Хм... Старая птица совсем потеряла разум, раз решила действовать за спиной Клана. — Шрев перебросил короткий меч в левую руку, покрутил запястьем правой, прогоняя боль. — Впрочем, ты не самый главный сюрприз нынешней ночи. А ну-ка, стукни по нему еще раз. Это меч таувина, так мне когда-то сказали. Но до сегодняшнего дня он был просто удобной железкой, не более того. А сегодня Шестеро явили мне чудо.

— Я тебе не фокусник. — Вир продолжал стоять со сжатыми кулаками, пристально следя за противником. — Убирайся в Пубир и больше не возвращайся.

— Теперь? После такого? Ты, должно быть, шутишь. — Усмешка у Шрева вышла неприятная, но говорил он мягко, даже тепло. — Это как найти на земле марку и не поднять ее.

Взмах клинком. Шелест рассекаемого воздуха.

— Давай посмотрим, какой ты сойка.

— Я не сойка, — вздохнул Вир, понимая, что закончить это можно лишь одним способом. И ударил талантом.

Тем же самым, каким атаковал Лавиани во время знакомства. И с тем же самым эффектом. Вот только Шрев не использовал свои рисунки. Он просто увернулся. Хотя это было совсем «не просто». Сойка выгнулся дугой, словно вместо позвоночника у него была вода, и удар прошел мимо, угодив в статую Родриго Первого, оставив в металле сквозную оплавленную дыру.

А после уже стало не до того. Шрев напал через мгновение, насел ураганом, не желая больше рисковать и давать противнику хоть малейший шанс еще раз применить подобный талант.

Нэ не зря предупреждала Вира никогда не попадаться на глаза главе соек. А Лавиани не зря говорила, что «этот ублюдок лучший и самый опасный из нас».

Щит, появившийся в руке, отразил первые шесть ударов, на седьмом и восьмом пришлось потратить светлячков, чтобы защититься, а девятый он пропустил. Клинок все так же плашмя врезался в череп, в глазах сверкнуло, затем потемнело, и он рухнул.

Тяжелый ботинок придавил голову к холодной брусчатке.

— Крепкий. — Шрев насмехался над ним. — Другой бы даже не открыл глаз.

— Эй! — раздался резкий окрик. — А ну, разошлись!

— Проваливайте! — раздраженно посоветовал им сойка.

— Патруль Рионы! Брось меч!

— Я сейчас, парень, — шепнул Шрев. — Никуда не уходи.

— А ну-ка, стой, умник!

Затем раздались хрипы, что-то плеснуло на камни, упало. Кто-то вскрикнул, кто-то побежал. Стон. Бульканье. Еще одно упавшее тело.

Он резал их, словно неразумных ягнят. Спокойно и буднично, не торопясь и не жалея. За это краткое время Вир смог, пускай и с трудом, ибо в голове был полный хаос после пропущенного удара, вылечить себя.

Поискал щит...

— Это ищешь? — Шрев покачал колокольчиком, зажатым в левой руке. — Как видишь, половина целей моего путешествия за тобой выполнена. Осталась вторая.

Он вытер рукавом слезящийся глаз, отчего колокольчик слабо тренькнул.

— Когда ты вдоволь насидишься в подвале, обязательно научишь меня превращать безделицу в щит. Полагаю, это прошлая эпоха. А может, еще более ранняя. Обожаю такие артефакты, мой юный фокусник.

Вир побежал к телу ближайшего убитого стражника, провожаемый насмешливым взглядом сойки, поднял с земли короткий протазан с фигурным наконечником, на первый взгляд больше декоративным, церемониальным, а не боевым.

Но только на первый.

— Сколько бабка тебе набила на спину? Три? Четыре рисунка? Давай-ка глянем, на что ты способен.

В Вире пробудилась та же холодная ярость, что и в тот день, когда в дом к Бланке пришли незваные гости. Он, оскалив зубы, напал.

«Скорпион танцует на горячем песке», «Скорпион спасается от клюва аиста», «Скорпион встречает горячий ветер», «Скорпион поднимает клешни к солнцу».

Вир был очень быстр, но Шрев ничуть не смешался от такого напора и, когда «Скорпион пил росу с колючек кактуса», легко, издевательски играючи использовал первый из своих талантов и перерубил древко протазана ребром ладони. Опасный наконечник, кленовым семечком кружась в воздухе, упорхнул на неведомую высоту, а древко было вырвано из рук Вира и почти сразу же использовано против него.

Он среагировал правильно, двинулся влево, видя движение руки противника, пытаясь разминуться с ударом, но этот Шрев был слишком хорош. Даже для Вира, в котором проснулась память рыцарей из прошлого с сотнями поединков и боев. Тяжелая двенадцатигранная, окованная железом палка врезалась справа в теменную кость, и та треснула, не выдержав сильного удара.

Сработал инстинкт. Не его. Чужой. Кого-то того, неведомого ему, безымянного голоса, давно ушедшего в мир солнц и лун. За долю секунды до того, как сойка проломил ему череп, исчез светлячок, и Вир излечился прежде, чем успел потерять сознание.

Даже прежде, чем понял, что произошло.

— Ого! — с уважением чуть поклонился Шрев. — Быстро соображаешь. Итак, у нас уже несколько талантов. Давай-ка выудим следующий.

Он подцепил ногой валявшийся возле мертвого солдата корд, пнул оружие к Виру. Оно прозвенело по камням моста, остановилось возле левого ботинка.

— Давай, молокосос. Прежде чем окажешься в мешке, точно строптивый поросенок, хотя бы побарахтайся.

Вир ударил по клинку, словно это был мяч. Мощно, быстро, неожиданно. Талант усилил удар, раскалил клинок, и тот сверкнул в ночи золотой монетой, нет, настоящей молнией, влетел в сойку.

Полыхнуло совершенно беззвучно, Вир отшатнулся, когда жарко взорвалась радуга. Во все стороны плеснули раскаленные разноцветные крупные капли горячего металла, едва корд столкнулся с преградой, созданной Шревом, и разлетелся на сотни частей.

Капли упали на камни, перила, колонны, поврежденную статую Родриго Первого, в русло пересохшей реки и остались сиять опасными красными, желтыми, зелеными, синими шипящими угольками.

Густой мрак по краям улиц за то время, что Лавиани провела в порту, не стал привлекательнее. Кожу пощипывало от ощущения, что мёртвая Риона пялится на нее всеми пустыми окнами.