Цветы дальних мест

Деревья отражались в воде. Внизу, у самого основания стволов, так буйно и густо цвели ярко-красные цветы, что можно было подумать, будто берег выкрашен красной краской. Цветы отражались тоже. И едва парень вскочил на ноги, он увидел в рамке пыльных вихрей вставшую из тумана зеркально повторенную, нестерпимо яркую, бурных цветов картину. Весь оазис, волшебно двоящийся, сияющий, влажный.

Он побежал вперед. Мешок бросил. Ветер облеплял воло-сами лицо, сорил песком в глаза, закручивал вокруг вьюжные вихри, но не до ветра было. Он разом все вспомнил. И отчего Он здесь, и что хотел найти. Он бежал. Жалкая фигурка посреди прокаленного, выметенного, линялых тонов пустого глиняного поля. Бежал задыхаясь, бежал все быстрее. Падал, поднимался, бежал. Падал, поднимался, хоть мираж и отодвигался по мере его бега. Поднимался, потому что казалось ему, что, несмотря ни на что, он приближается к цели.

Глава 24. ПРОБУЖДЕНИЕ

Верблюд опустился на передние ноги, поджав их, как если бы боялся, что на них наступят. Укутанная фигура скользнула вниз с его спины, сделала несколько шагов вперед и протянула руки по направлению к купающимся. Руки были сжаты в кулаки.

Мужчины заметили ее. Игры приостановили, но не смутились, а рассудили, что это явление — тоже развлечение в своем роде.

Фигура задрала руки — под мышками образовалось два туманного цвета веера, — потрясла ими над головой.

— А ты не смотри! — крикнула повариха. — Иди на сваво мужика зырься. Чего приехала руками махать? — А своим пояснила: — По этому делу у них строго. У нас раз один приезжий пошел на базар в этих своих трусах специальных. Так никто ничего не продал. И что? Ляжки одни видать, ничего больше…

Но на фигуру эти слова словно подействовали. Она согнулась вперед, одним жестом выскользнула из своего кокона, из-под паранджи обнаружился Чино, чуть не на карачках стоявший от хохота.

Вот теперь мужчины действительно удивились. Воскресенская же и бровью не повела.

— А, это ты, — хмуро бросила. — Зачем опять явился?

Но Чино не смутился. Он все смеялся, деланно хватал себя за бока, корчился, но выходило фальшиво.

— Снова дурака валяешь. — И Воскресенская отвернулась.

Впрочем, члены ее отряда тоже не могли ее порадовать. Она угрюмо посмотрела на них, детски довольных, перевела взгляд на повариху, сидевшую верхом на чужой одежде, как баба на заварочном чайнике. И думала: ведь ничего не боятся, а почему, собственно…

Она стояла отдельно ото всех, подчеркнуто одна, ветер колдовал над ней, волосы совсем спутались, пересыпались песком. И взгляд ее стал безразличным. Никого, казалось, не видела: ни Чино, заглядывавшего украдкой снизу ей в глаза, ни своих… И думала: даже голод испытывать скоро разучатся, даже напиться хотеть…

В последнем, впрочем, она была необъективна. Вглядевшись в лицо ее и боязливо, и презрительно, Чино боком ее обогнул, стал приближаться к луже, показывая что-то украдкой за пазухой.

А там хохотали.

— Ой, разыграл!

— А тебе идет. Ты б лучше так всегда ходил…

— Или от п-пыли завернулся?

А Чино кивал, и улыбался, и строил рожи, и покачивался спьяну на коротких своих ногах, и показывал за рубахой горлышко водочной бутылки. Увидев, заметив, и те стали подмигивать, и тоже рожи строить, и тоже украдкой знаки подавать. И Воскресенская думала: откуда ветер дует? Ясно, оттуда, где давление выше, но скучно это, и пить хочется, а главное — скучно, скучно…

Она потухшими глазами смотрела на мужчин, собиравшихся еще добавить, но уже не желала протестовать.

И думала: а ведь самой мне тоже ничего не надо, не надо ничего одной…

Чино, впрочем, в грязь не полез. Остался на берегу, купаться не стал. Только горлышко бутылочное показывал, только качался, только компанию созывал.

— Мог бы и целую прихватить, — укорил шофер, подойдя, шепотом. — Целая есть небось. Запас имеете…

— На машине съездим? — качнулся Чино.

— Куда?

— Где запас.

— Съездим.

— Тогда пей.

Шофер украдкой глотнул, ожегся, нос покраснел тут же. Подоспел и Миша. Тоже хлебнул. Володя покрутил бутылку, глянул через зеленоватое на Чино, подмигнул:

— 3-за д-дядю. Есть?

И тоже чуть-чуть вылакал…

Они обстали Чино, как лучшие друзья.

— Тоже поедете? — спросил Чино, из-под челки хитро глядючи.

— Я в-водки больше не х-хочу.

— Э, нет, не за водкой. На источник. — Чино снова качнулся.

— Куда? — Миша.

— Ты кота за хвост не тяни! — шофер.

— Не кота. Ваш туда пошел.

— К-куда?

— Кто — наш?

— Такой еще молодой, Володя.

— Я — В-володя.

— Он тоже Володя, — упрямился Чино. — И пошел. Я послал.

— Да говори толком, пацан, что ли? Да ты спутал его с кем, а? Он же в доме остался, куда он пойдет. Это мы на колесах, а ему идти некуда.

— Я говорю, значит, знаю. Он мне — чай, я ему — показал…

— П-постой, п-постой…

А Миша, тупо на Чино смотревший до того, вдруг подскочил и заорал:

— Людка! Орехов твой сбежал! Слышишь? Орехов сбежал, что я говорил…

И Миша ринулся к Воскресенской, стоявшей неподвижно поодаль и смотревшей пустыми глазами.

— Сбежал, сволочь. Я так и знал. Я говорил… — орал Миша, не умолкая.

Повариха пошевелилась на своем месте, отогнала что-то от щеки и снова застыла, как ватная. Шофер чесал и чесал в голове, а Володя вдруг потянулся к Чино, приобнял его за плечи, привлек к себе:

— С-снова за с-свое, да?

— Почему? — пытался удивиться тот.

— С-снова б-бредятину п-пороть? Ну-ка д-доставай цветок. Доставай, д-доставай…

Володя сгреб его и принялся переминать в толстых своих руках. Чино хныкал:

— Это он сам. Это не я. Он сам спрашивал, куда идти. А я не знаю ничего. Хоть так, говорю, иди, хоть так. Может, где и есть. А он: я, мол, дорогу знаю…

— Врешь, не уйдешь, — тискал его Володя все больней, с неподдельной неприязнью глядя прямо в глаза, под челку. — Где его в-видел? С-сам в кошару заезжал?

— Нет, нет, — завизжал и забился тут Чино, — он сам пришел, ты чего в натуре? Сам.

— Убежал, гад, — все орал, кликушествовал Миша. — Все своровал небось. Я его знаю, все украл. Деньги забрал и утек. Ловить его, вперед, я знаю…

Он держал уже Воскресенскую за руку.

— Вперед, за мной, далеко не уйдет, вор, сволочь, такие всегда…

Он сжимал руку Воскресенской выше локтя своей перепачканной пятерней, и на ее коже оставались грязные разводы от его пальцев.

— В машину, за мной! Все по местам! — Наконец-то Миша дорвался до своего дела. — Коля-Сережа, слушай меня! Ты за руль. Этого с собой бери, — кричал он Володе, — я знаю, они договорились. Этот пришел бдительность усыплять, а тот… Бери, бери его! — кричал Миша на Володю. — Чего ждешь еще? Но мы догоним… с поличным… теперь не отвертится…