Цветы корицы, аромат сливы

– Тянь-гоу. Понятно. То есть и это вы свистнули у китайцев. Ну, нормально, я ничего другого не ожидал.

– Нет, это была пьеса театра Но, очень древняя.

– Ага, древняя. Древнее, чем царства Ся и Шан.

– Ну, пусть мы и взяли у вас, а все-таки мы много придумали всего вокруг.

«Много придумали чернухи», – подумал Сюэли, но, не зная, как сказать по-русски

jing song – «чернуха», вслух произнес лишь: – Много придумали странных и мрачных идей.

– Послушай. Курама Тэнгу – это такой мститель. Он появляется ночью. И он помогает людям! С ним есть мистические ассоциации… можно так сказать.

Сюэли слушал, как ни странно, очень внимательно. На ксероксе фото был тот самый военнопленный, которого доставила в штаб разведка 5-й армии и который со странным торжеством поведал о том, что дедушка Сюэли продал им, японцам, то, что поможет им победить в войне. Что это – он не сказал. Больше он, кстати, вообще ничего не сказал, хотя у него, по-видимому, спрашивали. Сюэли пристально, тяжелым взглядом смотрел на Номуру Мансая на дисплее наладонника Саюри и напряженно думал, что это означает: Саюри некоторым образом «узнала» незнакомого ниндзя и назвала его Курама Тэнгу за общий облик. Она могла бы сказать что угодно, но у нее вырвалось именно это, а слово не воробей. Русские же разведчики объясняли, что взяли именно этого языка за экзотичность и нестандартное облачение. Решили, что такой может знать, соответственно, что-нибудь нестандартное. «А он и был из засекреченного подразделения „Курама Тэнгу“, они же с собственной формой, со своими знаками отличия… Боже моё! Вот так они и выглядели!!»

– Ня-я, – подлезла к нему под локоть Саюри.

– Не ня, – сурово сказал Сюэли. – Но я могу согласиться, что это сугой. В некотором смысле.

У него забрезжила мысль: возможно, его дедушка был связан не с Квантунской армией вообще, а именно с отрядом «Курама Тэнгу»? Если Леша согласится, что это имеет смысл, это знание сузило бы поиск.

– Тебе нравится Номура Мансай? – удивилась Саюри.

– Да. Мне нравится Номура Мансай, – твердо сказал Сюэли. – Он молодец.

В Институте Конфуция Сюэли с учениками стали понемногу приближаться к теме «Бамбук и светлячки», которая была заявлена в качестве темы конкурсного сочинения в конце года.

– Пишите, кто как умеет: «Когда древний правитель Шунь умер и был похоронен на горе Цзюишань, на берегу Сянцзяна… „Шунь“, „цзю-и“ и „сян“ я вам напишу… жены оплакивали мужа на его могиле».

– И заляпали кругом слезами весь бамбук, и он стал пятнистый?

– Я к этому веду. Молодец, уже что-то читала. Да, в провинции Хунань вот такой есть пятнистый бамбук. Нет-нет-нет, здесь сверху элемент «белый». Помнишь шутку? 

wang (князь) посмотрел на 

huang (император) и говорит…

– «Что за радость быть императором? Вон, вся голова побелела!»

– Уже помнишь. Хорошо. И вообще здесь иероглиф huang не нужен, даже правильно написанный. Подумай, что здесь уместно. Росший кругом бамбук от их слез покрылся пятнами. Да, и с тех пор пятнистый бамбук в литературе стал символом тоски по любимому человеку… Не надо второй раз слово «гора». И так понятно, что гора. Эти два иероглифа тоже не путайте. Для них есть мнемоническая подсказка:

bi увещевает

bei: «Женились уже, для чего разводиться-то?». Видите – в bei словно бы двое отвернулись друг от друга с презрением?

– Вэй-лаоши, ведь про бамбук и светлячков написано, наверное, очень много?

– Вы даже не представляете себе, насколько много. К сожалению, в современном Китае, когда какой-нибудь авангардный, эпатажный литератор захочет написать что-нибудь свежее и оригинальное, обычно выясняется, что все это уже было написано, обсосано эпигонами, спародировано и потеряло свою актуальность… приблизительно в третьем-четвертом веках до нашей эры, – медленно сказал Сюэли, тщательно подбирая слова.

– А по какому же принципу вы… как вы выбираете, что нам дать в диктанте?

– «Ученый муж весь в книги погружен. Их очень много есть, но достоверней и надежнее всего, он думает, лишь основные шесть канонов», – сказал Сюэли.

Диктанты он всегда давал из головы.

Как-то Леша застал репетицию сцены, в которой студент Чжан дает взятку коменданту общежития, где живет Ин-Ин, чтобы тот выделил ему там комнатку. Сцена, разумеется, точно повторяла разговор студента Чжана с настоятелем монастыря Пуцзюсы из «Западного флигеля», о том, нельзя ли ему снять в монастыре келью для занятий. Там это тоже было благовидным предлогом для того, чтобы приблизиться к Ин-Ин.

– В платочке этом шёлка цзяосяо Подарок самый скромный. Речи нет, Чтоб впору рангу вашему пришёлся. – Эге, да тут пять лянов серебра! Приличьям дань немыслимо щедра. Сейчас на кухне два словца скажу – И мигом нам чайку сооружу. – Зачем так хлопотать из пустяка!.. А тут нам хватит закусить слегка.

Сюэли развязывал огромный узел. Коменданта играл Сюй Шэнь, полезник (с кафедры геологии и геохимии полезных ископаемых). Они с Сюэли спелись до невозможности и, садясь за импровизированный столик, изображали, как выпивают вместе примерно три даня – точно, что не чая, – постепенно расстегивая рубашки и снимая туфли.

– Так вот, почтеннейший, войдите в положенье: Вы знаете, в каком пренебреженье У нас наука и ученый труд: Ведь в комнате моей, как в зале Будды, Повсюду это… пыльных свитков груды, Но в шуме постоялого двора Не почитаешь книгу до утра! Усердье есть, желанье заниматься, Но вот пришлось жестоко обломаться…

– Кто это написал? – на сцену выскочил Ди и выхватил у Сюэли бумажку с текстом. – Неужели вы не чувствуете стиля? Что за люди!

– Оставьте, – сказал Леша. – Пусть будет… поэтическая вольность.

Ди обернулся, с некоторым недоумением посмотрел на него, задумался и потом кивнул. «Ну что ж». Ему была свойственна редкая гибкость ума.

– Если б я занял здесь скромную келью, Разве бы я предавался безделью? Нет, занимаясь прилежно весь день, Скоро прошёл бы в ворота Лунмэнь. Ночные бы часы мои текли

Над «Общим описанием Земли», – они пили, разложившись на томе «Общей геологии» Короновского, –

Проникшись благочестия уроком, Не громыхал бы за полночь хард-роком, И не в пример иным, что хлещут спирт, (В сторону) Я тихо развернул бы скромный флирт.

– «Замутил», – предложил Ди. – Как поэтическая вольность.

Леша был в таком восторге от увиденного, что отвел Сюэли в сторону и спросил:

– Слушай, а у вас нормально все с ролями, люди не нужны?

– Эм-м… Хочешь быть скинхедом? – осторожно предложил Сюэли.