Цветы на чердаке

— Кэти, почему мама так любит черные платья? — спросила Кэрри в ожидании, когда я заменю розовые простыни на белые.

— Она очень красивая блондинка, а черный цвет делает ее исключительно красивой.

— А она не боится черного?

— Нет.

— А до скольких лет надо вырасти, чтобы черный цвет не укусил тебя длинными зубами?

— До стольких, чтобы понять, что это абсолютно глупый вопрос.

— Но у всех черных теней на чердаке есть острые блестящие зубы, — сказал Кори, отстраняясь, чтобы розовая простыня не коснулась его.

— Теперь послушай, — сказала я, видя смеющиеся глаза Криса. — У черных теней не будет острых блестящих зубов, пока ваша кожа не позеленеет, волосы не покраснеют, а вместо двух ушей не будет три. Только тогда черного можно бояться.

Успокоенные близнецы улеглись на белых простынях под белыми одеялами и вскоре заснули.

Потом я помылась и надела пижаму. После этого я поднялась на чердак, чтобы скрыть окно и освежить помещение. Когда я почувствовала холодный поток воздуха, мне захотелось танцевать. Почему ветер находит свой путь внутрь только в холодную зиму? Почему не сейчас, когда мы так нуждаемся в нем?

Крис и я делились своими мыслями, сомнениями и страхами друге другом. Если у меня были мелкие проблемы, он был моим доктором. К счастью, мои проблемы не выходили за рамки месячных, не совпадающих с расписанием. Но он, мой доктор-любитель, уверял меня, что этого надо было ожидать.

Теперь я могу рассказать о том, что случилось с нами одной сентябрьской ночью, когда я была на чердаке, а Крис отправился воровать. Я чувствовала себя, как будто сама там присутствовала, и когда он пришел, то рассказал мне в деталях о своем путешествии в мамины сокровищницы.

Он мне сказал, что на ее ночном столике лежала книга, которая постоянно притягивала его, она влекла, звала к себе и позже привела к нашему грехопадению. Вскоре после того, как он отыскал обычную сумму денег — немного, но достаточно, он двинулся к кровати, как загипнотизированный.

Я подумала про себя, когда он сказал мне: «Почему он продолжал глядеть, когда каждая из этих фотографий запечатлена в мозгу?»

— И я стоял там, читая текст сразу в нескольких местах, — говорил он,

— и думал о том, что правильно, а что нет, о природе и ее странных влекущих зовах, думал об обстоятельствах нашей жизни. Я думал о себе и о тебе, о том, что это должны быть наши лучшие годы расцвета, и чувствовал, что мне стыдно, что я виноват от сознания взрослости и желания того, что парни моего возраста получают от девушек, которые хотят. И стоя там, перелистывая страницы, я горел изнутри и желал бы, чтобы ты никогда не находила эту чертову книгу, и она не привлекла бы тебя своим глупым названием, как вдруг я услышал в холле голоса. Ты догадываешься, кто это пришел — это возвращалась наша мать и ее муж. Быстро я положил книгу в ящик между двумя другими, которые никто не собирался читать; закладки были там же. Затем я нырнул в мамин стенной шкаф, тот большой, напротив ее кровати, и распластался за обувными полками под ее длинными платьями. Я подумал, что даже если она заглянет сюда, то не увидит меня, но я сомневался, что она это сделает. Но это чувство безопасности продолжалось недолго, я вспомнил, что забыл закрыть дверь. Затем я услышал голос нашей матери.

— Действительно, Барт, — сказала она, войдя в комнату и включая лампу, — это верх беспечности с твоей стороны так часто забывать бумажник.

Он ответил:

— Я больше ничего не могу сделать, как забыть его, когда он не в том месте, куда я его положил.

И я услышал, что он переставляет вещи, открывает и закрывает ящики. Затем он объяснил:

— Определенно, я оставил его в этой паре брюк… и черт меня побери, если я собираюсь ехать куда-нибудь без прав.

— Я не могу сказать, что виню тебя, — сказала наша мать, — но мы снова опоздаем. Независимо от скорости езды мы пропустим первый акт.

— Эй, — воскликнул ее муж, и я услышал удивление в его голосе и невольно застонал, вспоминая, что я наделал. — Вот мой бумажник, на ящике. Будь я проклят, если помню как клал его сюда. Я могу поклясться, что положил его в эти брюки.

— Он действительно был спрятан в ящике, — объяснил Крис, — под рубашками, и когда я нашел его и вытащил несколько мелких купюр, я просто положил его и пошел поглядеть на книгу.

А мама сказала:

—Действительно, Барт! — при этом она теряла терпение. А потом он сказал:

— Коррин, надо уйти из этого места. Мне кажется, горничные крадут у нас. У тебя и у меня пропадают деньги. Например, я точно помню, что у меня было четыре пятерки, а сейчас только три.

Я вновь вздохнул. Мне казалось, что у него столько денег, что он их не считает. И факт, что мама точно знает, какая сумма у нее в кошельке, шокировал меня.

— Какая разница? — спросила мама, и это было в ее стиле; она была также безразлична к деньгам, как прежде с отцом. И потом она стала говорить, что слугам не доплачивают, и она не винит их за то, что они берут то, что могут, особенно, если это лежит на виду и почти приглашает их.

А он ответил:

— Моя дорогая, к тебе деньги приходят легко, а мне надо зарабатывать каждый доллар, и я не хочу, чтобы у меня крали хотя бы десять центов. Кстати, не могу сказать, что мой рабочий день начинается с удовольствия, когда я вижу за столом каждое утро мрачное лицо твоей мамаши.

Я даже не думал, что он так иронично относится к старой ведьме. По-видимому, он чувствует то же, что и мы, и мама стала поэтому раздражаться:

— Давай не будем обсуждать это снова.

И в ее голосе были тяжелые ноты, она даже была непохожа на себя, Кэти. Мне не приходило в голову, что она по-разному говорит с нами и с другими людьми. И потом она сказала:

— Ты знаешь, что я не могу оставить этот дом, не сейчас. Если мы идем, то пошли, мы уже опоздали.

И тогда наш отчим сказал, что он не хочет ехать, если они уже пропустили первый акт, что из-за этого для него испорчено все представление, и, кстати, он думает, что можно развлечься как-нибудь по-другому, чем сидеть на публике. Конечно же, я понял что он имеет в виду: постель, и если ты думаешь, что мне не стало худо при мысли об этом, то ты меня плохо знаешь, будь я проклят, если хотел там находиться в то время. Тем не менее наша мать может быть очень волевой, и это удивило меня. Она изменилась, Кэти, по сравнению с тем, как она вела себя с отцом. Теперь она похожа на босса, которому никто не может приказывать. И она сказала ему:

— Как в тот раз? Мне и того раза хватило, Барт! Ты вернулся, чтобы взять бумажник, клянясь мне, что это всего на несколько минут, а сам завалился спать, а я была на вечеринке без сопровождающего!

Теперь уже наш отчим был раздражен и ее тоном, и ее словами, если я правильно понял. Можно много прочитать по голосам, когда не видишь выражения лица.

— О, как ты, должно быть, страдала! — ответил он саркастически.

Но это недолго продолжалось, он, видно, веселый парень.

— А что до меня, то я видел сладкий сон, и я возвращался бы каждый раз, если бы знал, что прелестная девушка с длинными золотистыми волосами проскользнет в комнату и поцелует меня, пока я сплю. О, как она была прекрасна, она смотрела на меня так страстно, а когда я проснулся и ее не было, я подумал, что это, должно быть, сон.

От того, что он сказал, у меня рот открылся от удивления, Кэти: то была ты, не правда ли? Как ты могла осмелиться? Я же помешан на тебе и готов был взорваться, если бы услышал еще что-нибудь. Ты думаешь, только тебе плохо? Ты думаешь, что только у тебя есть сомнения, подозрения и страхи? Может, тебе легче станет от того, что у меня они тоже есть, ты сама видела. И я сходил с ума по тебе сильнее, чем когда бы то ни было.

А затем мама резко сказала своему мужу:

— Господи, мне надоело слушать о девушке и ее поцелуе, послушать тебя, так можно подумать, что тебя раньше не целовали!