Цветы всегда молчат
Шрифт:
– В твоей! – уточнила Марлен. – А я ни тебе, ни кому-то еще ничего не должна… Но кто бы там ни был – мне жаль его: что же у твоего сердца такая память короткая?
Хмыкнула и скользнула за дверь, гибкая и горящая, как саламандра.
Джози сжала кулаки. Глаза щипало, а от собственного бессилия хотелось выть…
Ее терзаниям помешали прислужницы. Девушки с песнопениями вносили тазы с ароматной жидкостью, несли на подносах украшения и одежду. Началось омовение и одевание Богини. От их песен, сладостного запаха, источаемого курильницами, благовоний, которыми умащивали ее тело, Джози впала в прострацию. Служанки вертели ее туда-сюда, словно куклу, обряжая
Синева… Синь… И голова кругом. Барабаны стучат ритмично. Уныло гудят раковины. Отходная, что ли? Встречная? И там внутри – колокол. Набат! Ну давай же! Очнись! Вспоминай…
– Люблю тебя…
То ли шелк занавесей, то ли нежное объятие… И чудилось ей, будто кто-то недобрый перевел часы, и опаздывает она ныне на важное свидание, от которого зависит сама жизнь…
Сердце заколотилось в горле. Стало трудно дышать. Она задергалась, замахала руками… Испуганные рабы остановились, опустили паланкин. Вокруг стояли обомлевшие, испуганные туземцы, чьи праздничные славословия оборвались на полузвуке.
Джози нашла в себе силы встать и выбраться наружу. Солнце, едва проснувшееся, тронуло лучом ее тонкий пальчик, и загорелся на нем – ярко, отрезвляюще – золотой ободок. Кольцо! Вот оно! Кольцо, связывающее воедино две судьбы, обручальное!
Едва коснулась его, как реальность дрогнула и исчезла. Только липкий густой туман змеился и полз. Звенел колокольчик да кто-то хохотал – надсадно и хрипло.
Но зато она вспомнила. И глаза, что синее самого неба. И теплый голос, и красивую улыбку…
И сердце заколотилось уже счастливо.
– Мой возлюбленный! Мой супруг! – и громко-громко, чтобы Вселенная не смела больше дурить ее беспамятством, сквозь пространство и время: – Ричард!
Противный смех заглох, из тумана, звеня колокольцами, появилась косматая старуха в лохмотьях.
– А я говорила им: бесполезно все! Доколе цветет Алый Гибискус, никаким чарам не продержаться!
– Кто ты? – на Джози вдруг повеяло могильным холодом, и она отпрянула, прижав руки к груди.
– Они зовут меня Цветочницей, но ты можешь звать Судьбой… или Смертью, – ухмыльнулась щербато. – А, красавица, подойдет?
– Смертью… – эхом отозвалась Джози, теперь уже сама холодея от внезапного осознания. Память услужливо подкидывала обрывки фраз, так похожих на прощание, и рисовала взгляд, полный обреченной тоски. Но всю оторопь выжгла вспыхнувшая солнцем ярость: – Где он? Что с ним? Говори!
Теперь попятилась старуха:
– У, ведьма! – буркнула она на Джози. – Не послушали меня, глупцы. Где им с Цветком Богини совладать! Но они совсем идиотами оказались – даже кольцо не сняли!
Джози взорвалась:
– Ты мне зубы не заговаривай! Где Ричард?! Ты же знаешь!
– А если и знаю, с чего бы мне тебе сказать? – проскрипела старуха, обиженно кутаясь в туман.
Джози взбесилась:
– С того, что такие, как ты, всегда ищут выгоду. И не будь тебе выгоды – тебя бы вообще здесь не было! Угадала?!
– А то! – и посерьезнела сразу: – Умрет твой Ричард скоро… Совсем немного ему осталось… Удивительно еще, как он эту ночь прожил…
Джози
сглотнула комок. Пришлось приложить нечеловеческие усилия, чтобы не сорваться в истерику. Почему-то слова старухи, хоть и выглядели, как полная чушь, звучали убедительно… Джози удалось совладать с волнением и даже сказать почти ровно:– Почему он умирает? Что такое случилось с ним за эту ночь?
Старуха расхохоталась.
– Не ты ли убить его желала? Призывала на его голову кару? Хотела, чтобы он понес наказание за то, что надругался над тобой?
– Что за бред ты несешь?! – не выдержав, закричала Джози, топнув ножкой. – Я никогда ничего такого Ричарду не желала!
– Коротка твоя память, красавица, ой коротка! – покачала головой старуха.
Джози злилась, понимая, что старая карга права и что действительно говорила в прежние времена много гадостей и мужу, и о муже. Говорила не думая. Сейчас же мучительный стыд снедал ее и хотелось спрятаться, желательно, в объятия Ричарда, как привыкла делать. Он бы уберег от любых невзгод.
– Я не со зла, а по глупости, – тихо и покаянно проговорила она.
Только старухе не нужно было ее раскаяние, она лишь посмеялась и сказала:
– По глупости не по глупости – а смерть ты ему накликала. Потому что желания наши, даже самые подспудные, непременно исполняются. Да вот только мы не хотим потом их, исполненные, признавать своими.
– Хватит! Прекрати! – как она ни старалась сдержаться, слезы досады и обиды на себя, и злости, и отчаяния все-таки прорвались в ее голос. – Ты будто нарочно стараешься заговорить меня… чтобы я… не успела…
– А ты взаправду хочешь его спасти?
– Да!
– Подумай хорошо. Путь туда не близок и так просто не попасть.
– За ним я готова идти хоть на край света!
– Путь твой, красавица, проляжет между мирами. По самой кромке пройдешь. И цена за этот проход – твоя жизнь! Ну же… Думай, я не шучу!
Страх – совсем кратковременный. Она не боялась смерти, потому что не знала ее. Она не верила, что может умереть. Глупости. В сказках злодеи всегда берут плату жизнью, но всегда проигрывают. Эта возникшая из тумана старуха тоже проиграет. Джози была в этом уверена.
Поэтому, гордо вскинув голову и смерив эту ведьму презрительным, как ей казалось, взглядом, она сказала:
– По рукам!
Старуха вновь засмеялась, а мир вокруг опять качнулся зыбким маревом. Земля ушла из-под ног, увлекая дико вопящую Джози в белый туманный водоворот…
Местность, куда ее выбросило, встретила недружелюбно: Джози приземлилась на четвереньки, ударилась коленками, содрала ладони о мелкий щебень. Встала, цепляясь за кряжистое дерево, что надсадно скрипело рядом. Только теперь осознала, что босиком: ведь весь ее путь на острове был устлан нежнейшими лепестками цветов, и она не думала, что ноги может что-то колоть и резать. Джози прижалась ближе к дереву – там, у его подножья, почва была куда более мягкой и рыхлой – и тихо застонала от отчаяния и бессилия.
Внезапно, словно кто-то наверху перевернул кадку с водой, хлынул дождь.
Накидка, расшитая золотом и драгоценными камнями, отсырела и стала невыносимо тяжелой. Джози сняла ее, аккуратно сложила и с сожалением вздохнула: жаль такую красоту бросать! Легчайшее нижнее платье, будто сотканное из паутины, мгновенно промокло до нитки и неприятно липло к телу. Как и длинные волосы. Джози обхватила себя руками, дрожа.
Цветочница заорала прямо в ухо, заставив подпрыгнуть:
– Ну что ж ты, спасительница, так и будешь здесь стоять?!