Цветы Зла

От заразных миазмов стремись далеко ты,

Чтоб очиститься, в высший простор ты взлетай,

Как божественно чистый напиток, глотай

Светозарный огонь, что наполнил пустоты.

Позабыв про врагов и что над бытием

Нашим тяжко довлеют печали пустые,

Счастлив тот, кто сумеет в пространства иные

Вознести себя кверху могучим крылом!

Тот, чьи мысли, подобные ласточке скорой,

В поднебесье стремят свой свободный полет, –

Тот, над жизнью вспарив, без усилий поймет

И вещей немоту, и цветов разговоры.

4. Соответствия <Correspondances>

Природа – это храм; колонн оживших ряд

Невнятные слова порою испускает.

Сквозь чащу символов в храм люди проникают,

За ними символов следит привычный взгляд.

Как эха дальнего сливаются раскаты

В один глубокий гул и мрачный, и глухой,

Обширный, словно ночь иль яркий свет дневной, –

Так соответствуют звук, цвет и ароматы.

Есть запахи свежей, чем тело у ребят,

И зеленей лугов, гобоя звуков резче;

– В других есть торжество, богатство, и разврат,

И откровение незавершенной вещи;

Так амбра с мускусом, бензой и фимиам

Вещают про восторг ума и чувства нам.

5.

О тех нагих веках люблю воспоминанья,

Когда Феб золотил охотно изваянья;

Мужчина с женщиной, проворны и легки,

Вкушали сладко жизнь без лжи и без тоски.

Влюбленно небеса людей ласкали спины,

Здоровье множили высокой их машины;

Сибелла, щедрая в дарах любви своей,

Тогда не числила обузой сыновей;

И, нежностью ко всем исполнена, волчица

Сосцами смуглыми давала всем кормиться.

Мужчина стройный мог, в могуществе своем,

Гордиться красотой и зваться королем

Нетронутых плодов и девственниц, чье тело

Упруго-крепкое укусов захотело.

Когда ж теперь Поэт захочет оживить

Величье прошлое и сможет посетить

Места, где встретится с людскою наготою,

Он холод чувствует, что овладел душою

Пред черным зрелищем, где ужасы живут!

Уроды страшные о платье слезы льют!

Обрубки жалкие! Их торс, корсетом сжатый!

Тела искривлены и вялы иль пузаты!

Их в детстве пеленал нещадною рукой

В свивальник бронзовый бог Выгоды земной.

Вы, женщины, бледны, как свечи восковые,

Распутством съедены; вы, девы молодые,

Наследственно в крови покоите своей

Гнусь плодородия, пороки матерей!

Да, правда: есть краса у нас, племен разврата,

Народам древности безвестная когда-то.

Изъязвленных сердец на лицах след видней,

И чтут его красой изнеженных людей.

Но ложь поэзии больной и запоздалой

Народам страждущим вовеки не мешала

Почтенье воздавать той юности святой,

Чей лоб всегда открыт, взор ясен, вид простой.

Текущую струю собой напоминая,

Ты, Юность, шествуешь, окрест распространяя,

Как синева небес, как птицы и цветы,

Свой аромат, и песнь, и сладость теплоты.

6. Маяки <Les phares>

О Рубенс! Ты – поток забвения, сад лени,

Подушка плоти ты, где плоть любить нельзя,

Но где обильна жизнь и так полна волнений,

Как воздух в небесах и средь морей – струя.

Да Винчи! Зеркало, где мрак глубин несносен;

В нем прелесть ангелов; в улыбке сладкой ртов

Всё тайн полно; они являются из сосен,

Каймящих этот край, из мрака ледников.

Рембрандт! Ты – лазарет, где горький ропот гнета

И лишь распятие украшено одно;

Молитвы плачущих иссушат нечистоты,

И только луч зимы осветит полотно.

О Микель Анджело! Геракл в пустыне дома

Мне явлен; смешан он причудливо с Христом,

А справа, в сумерках, огромные фантомы

Рвут саван на себе протянутым перстом.

Бесстыдство фавново, боксерский гнев обрел ты,

Сумевший показать нам каменщиков боль,

О сердце гордое, о немощный и желтый

Пюже нерадостный, кандальников король!

Ватто! Ты – карнавал; как бабочки порхая,

Сердца известные пылают и снуют;

Свечей легчайший свет и мебель дорогая

На бал кружащийся свое безумье льют.

О Гойя! Ты – кошмар безвестного проклятья,

Где варят к шабашу зародышей в котлах,

Старухи с зеркалом и девочки без платья,

Соблазн для демонов в приподнятых чулках.

Делакруа! Ты – пруд, где бродят злые духи;

Он елей зеленью извечной осенен,

Под небом жалобным фанфары странно глухи

И так придавлены, как Веберовский стон.

Проклятья, жалобы и богохульство смеха,

Восторги, крики, стон, молитвы, наконец,

О повторенное в ста лабиринтах эхо, –

Чудесный опиум вы для людских сердец.

Вы крик, что часовой стократно повторяет,

Приказ, что передан сквозь сотню рупоров,

И зов охотников, что по лесу блуждают,

И отблеск в крепостях зажженных маяков.

И доказательств нет прекраснее на свете,

Чем то свидетельство величия людей,

Тот плач, катящийся к столетью от столетья,

Чтоб умереть, Господь, у вечности твоей.

7. Больная муза <La muse malade>

О Муза бедная! Ах! Утром что с тобой?

Виденья полночи зрачок твой населили,

Безумие и страх холодный и немой