Цыганская невеста
Шрифт:
Глава 28
Сарате уже не понимал, нравится ли ему посещать Сальвадора Сантоса — инспектора полиции, который взял его под крыло, когда он делал первые шаги в профессии; человека, который заменил ему умершего отца. Вначале, когда Сальвадор вышел на пенсию и встречал его, добродушно похлопывая по спине, Сарате охотно приходил к нему скоротать вечер, слушая его истории и потягивая виски. Но очень скоро у Сантоса начались провалы в памяти и приступы сентиментальности, он все чаще представлял Сарате сыном, которого у него никогда не было. Не потому ли Сантос так тепло к нему относился? А впрочем, не имеет значения, что отношения между ними были окрашены ностальгией по потерянному
— Как вы, дон Сальвадор? Все в порядке?
Альцгеймер наступал уже пять лет, мозг Сальвадора еще сопротивлялся, но все с бoльшим трудом. С тех пор как доктор назвал болезнь по имени, разговоры с бывшим шефом шли тяжелее, в них появились осторожность и грусть. К Сантосам, в один из домов посреди «Колонии почтальонов» — дешевого жилья для работников почты, выстроенного сто лет назад, — Сарате входил бодрым шагом, а через пару часов выходил оттуда в сильнейшем расстройстве. Его начальник, его учитель, его второй отец на глазах терял себя.
Асенсьон приняла гостей с обычной сердечностью. Но Сарате пришел в сопровождении Косты, и хозяйка поняла, что на этот раз визит не частный. Полицейские объяснили ей, что хотят поговорить с Сальвадором об убийстве, которое он расследовал семь лет назад: жертву звали Лара Макайя. Теперь ее сестра, Сусана, погибла при очень похожих обстоятельствах, и может оказаться, что осужденный за первое преступление на самом деле невиновен. Асенсьон сразу сообразила, чем обернется эта новость для мужа.
— Но тогда Сальвадора обвинят в том, что он плохо выполнил свою работу.
— Именно поэтому мы и хотим с ним поговорить, — объяснил Сарате. — Важно знать, как проводилось расследование, чтобы мы могли защитить его, если такое обвинение возникнет.
— Я не хочу, чтобы вы тревожили его событиями из прошлого. Ему и так плохо. Трудотерапия не помогает, и лекарства тоже. А самое ужасное, он понимает, что теряет память, и сильно страдает.
— Это для его же блага. И всего на минуту. Если мы увидим, что он встревожился, то прекратим разговор. Обещаю.
— Я включаю музыку, чтобы он расслаблялся. Доктор говорит, что музыкальная память — последняя, которую он потеряет. И я думаю, ему это нравится, он слушает и улыбается, сидя в своем кресле. Но напоминать ему о том ужасном убийстве… Нет, Анхель. Пойми. И ты совсем ничего не знаешь о том деле, он не хотел тебе рассказывать о нем, он считал, что никто не решится посвятить себя профессии, в которой приходится иметь дело с таким злом.
— Ты же знаешь, Рентеро никогда не ладил с твоим мужем, хотя уважал его как полицейского. И он воспользуется этим делом, чтобы бросить тень на его репутацию. Я не могу этого допустить, — настаивал Сарате. — Сальвадор мне как отец.
Женщина вздохнула, у нее больше не было аргументов.
— Хорошо, но зайди к нему один. Если вы пойдете оба, он подумает, что это допрос.
— Я останусь с вами, — согласился Коста.
Сальвадор сидел в синем кресле, в полумраке, призванном создать покой. Он улыбнулся, увидев Сарате. Его взгляд был полон любви.
— Сынок!
Сарате сел на стул напротив и взял его за руку.
— Я Анхель.
— Я знаю, я не дурак. Но я называю тебя сыном.
Сарате улыбнулся и спросил, как он себя чувствует. Сальвадор махнул рукой, словно отгонял муху.
— Давай не будем говорить об этом, не то я заплачу. Мне не хватает слов. И я почти не стою на ногах. Что поделаешь, сынок? Мои силы иссякают. А как ты?
— Работаю, как всегда.
Расследую убийство.— Сестры Лары.
— Откуда ты знаешь?
— Я еще жив. Я все еще в курсе происходящего. Мне позвонил Фуэнтес, криминалист, он видел девушку и предположил, что две смерти связаны.
— А помнишь расследование убийства Лары?
— Конечно, помню, ведь я его вел. Эти черви мне снятся до сих пор. Но я поймал преступника, что и должен был сделать хороший полицейский.
— Но новое убийство идентично тому, первому, а Мигель Вистас в тюрьме. Это не может быть он.
Сальвадор что-то обдумывал. Затем тяжело вздохнул.
— Были еще подозреваемые? — спросил Сарате. — Кто-то, кого нет в отчетах, кого исключили на ранних этапах расследования?
— Мы разговаривали со многими людьми. Я подозревал брата девушки.
— Какого брата? У нее не было братьев, Сальвадор.
— Брат. Певец.
— Братьев не было. Это были две сестры.
— Я знаю! — воскликнул Сальвадор.
Он вдруг разозлился и теперь не хотел смотреть на ученика. Отвернувшись, он обратил лицо к окну, и стали видны морщины на его шее и обвисшая мешком кожа под подбородком. Сантос сильно постарел с тех пор, как Сарате видел его в последний раз.
— Мы ищем сутулого человека. С сорок пятым размером ноги.
— Человек с горбом, да. Я помню, был один.
— Кто?
— Жил-был Горбун на горбатом мосту, монетку нашел он в горбатом лесу… А вот имени его я не помню…
Он задумался, словно ища это имя в памяти. Но мысли его уже спутались, догадался Сарате. И погладил его по руке, собравшись уходить.
— Прощай, Сальвадор. Береги себя.
Он поцеловал его в лоб и направился к двери, стараясь не шуметь, словно боялся разбудить старика. Уже открывая дверь, он услышал голос Сальвадора.
— Вы ищете не горбуна.
Сарате повернулся. Сальвадор смотрел на него налитыми кровью глазами.
— Не заблуждайся, сынок. Вы ищете дьявола.
Глава 29
— Se vuoi andare, ti capisco. Se mi lasci ti tradisco, si… Ma se dormo sul tuo petto, di amarti io non smetto, no… [10]
10
Если захочешь уйти, я пойму. Если бросишь меня, я изменю тебе, да… Но пока я сплю на твоей груди, любить тебя не перестану, нет… (итал.) — начало песни Ancora, ancora, ancora («Еще, еще, еще») из репертуара Мины.
Ancora, ancora, ancora — эта песня была одной из любимых у Элены Бланко, но ее она почему-то до сих пор не пела. Может быть, из-за слов: я молю, еще твоего тела, еще твоих рук… Элена на такие мольбы давно не отвечала, потому и не стала бы молить сама.
Она сидела в баре Cheer's два часа, и ей уже принесли несколько бокалов граппы. Граппа почему-то не ударяла в голову; выпей она вполовину меньше виски, и все бы закончилось объятиями с унитазом, но граппа ощущалась только наутро, а иногда помогала уснуть. За два часа она четыре раза спела: Acqua e sale, Ma che ci faccio qui, Se mi ami davvero и напоследок Ancora, ancora, ancora. Послушала лучших в баре исполнителей — Адриано, мастера арий, Нати, безупречно выводившую баскские композиции Mocedades, и Перико, певшего даже лучше Фрэнка Синатры, с которым все его сравнивали. Но больше всего аплодисментов досталось ей, она сегодня пела с большим чувством.