Цыганское проклятье

– Может, и прав ты, да нынче поздно Бога поминать. При жизни не знал его, так, может, на том свете свидимся. Если есть он, тот свет-то.

– Всякому по вере его да воздастся.

– По вере, говоришь? Знать, не получится поверить уже. Верь или нет, все к одному идет. А уж как не хочется от волчьих когтей сгинуть!

Силантий и сам не заметил, как оказался в седле. Верный Буян одобрительно фыркнул и ткнулся мордой в плечо семинариста. Благодарил, не иначе.

И откуда в этом доходяге сила такая? Неужто и правда, с Божьей помощью?

– Брось ты меня, Павлуша, не дотяну до поместья.

– Никак не могу, доехали почти. Держитесь.

– Волки на кровь пойдут, тогда уж никому не спастись. Брось, тебе говорю, да беги.

– Да что же вы говорите такое? Что я на суде страшном потом отвечать стану? Бросил умирать посреди леса, хотя выходить мог?

Монах шел пешком, а генерал едва в седле держался – качался, что хмельной. Приходилось поддерживать. Кровь из рваной раны уже не пульсировала, не пузырилась черными волдырями, но останавливаться не желала. До поместья пять верст всего, полпути уже пройдено. Выходит он раненого.

– Эх, кабы выжить… – снова завел тот. – За дочку пекусь лишь, о себе – нисколько. Марья – чистый ангел, не виновата она ни в чем, а уж натерпелась в свои юные годы такого, что не каждый старик вынесет. Павлуша, коли не выживу, ступай к Степану-конюху, скажи: Силантий Матвеевич повелел тебе тайник открыть. Как получишь то, что в нем, позаботься о доченьке моей. А коли обманешь, с того света тебя достану!

– Силантий Матвеевич, да что вы…

– Не перебивай. Чую, смерть рядом идет, времени не остается совсем. Виноват я, Павлуша, ой, как виноват. Ты как прибудешь в поместье…

Его покаянную речь прервал надрывный волчий вой. Жеребец под генералом заржал и понес, монах едва успел в седло вскочить. Когда подъехали к поместью, темень стояла беспросветная.

– Хэй, есть кто дома! Выходите, я господина вашего привез! – гаркнул семинарист, придерживая генерала.

Ворота открылись, и, подсвечивая факелом, показался парнишка лет семнадцати, в беленой простой рубахе и широких портках.

– Прибыли? – заулыбался он, но, увидев хрипящего генерала и незнакомца, сидящего с ним рядом, осекся. – Что стряслось, Матвеич?

Строгий Силантий Матвеевич никому не позволял обращаться к себе так. Только по имени и отчеству. А вот пацаненку этому прощал многое. Ему даже нравилось, что тот его не боится, хотя и знал точно – уважает.

– Степка, помоги… – прохрипел он. – Зови подмогу…

Придерживая раненого, Павел спешился.

– Некогда лясы точить, надо Силантия Матвеевича до дома донести. А мне лошадку резвую подсуропь, эту загнали совсем. За лекарствами метнусь.

– Неужто снова волки? – Паренек истово перекрестился.

– Знать, согрешили мы, коли Господь посылает испытания. – Лицо монаха на мгновение застыло скорбной маской. – Да полно тебе, помоги.

Вместе они сняли раненого с седла, подхватили под руки и не без труда потащили в поместье. Уложили на диван, и, пока монах снимал с раненого одежду, Степан убежал звать подмогу.

– Фекла! Катька! Где вас носит, шельмы? А ну подь сюды!

На его крик выбежала девушка не более шестнадцати лет от роду. Вытерев мокрые руки о фартук, она недобро зыркнула на Степку.

– Ты чего орешь, командуешь, точно барин! Вот хозяин вернется, я ведь не смолчу.

– Помирает генерал наш. Вот-вот Богу душу отдаст!

Увидев раненого господина, девушка на миг замерла, но тут же принялась действовать. Резво оттолкнула Степана и зло зыркнула на монаха:

– Отпевать, что ли, уже пришел? Так ты смерть не зови раньше сроку, сама знает, когда подоспеть. Силантий Матвеич, а, Силантий Матвеич, слышишь меня?

– В беспамятстве он, – ответил за генерала монах и посмотрел на Степана: – Я лошадь просил. В город мне надо. Обернусь мигом.

Фекла тем временем во все глаза смотрела на хозяина, следя за едва слышным дыханием.

– Вроде и не дышит уже… – вдруг всхлипнула она, прижав ручонки к груди.

– А ну пошла прочь, кликуша окаянная! – рявкнул на нее Степан и приказал: – Лучше Катьку приведи. – Когда девчонка убежала, посмотрел на монаха: – Бери лошадь, на которой прибыли, некогда мне уже новых седлать. Буян – он сильный! Выдюжит.

Павел кивнул и вышел в духоту летней ночи.

Когда стих перестук копыт, Степан подошел к генералу, прислушался. Дышит. Говорят, монахи едва ли не с того света людей доставали. И его господину помогут. Иначе и быть не может. Непременно помогут. Только уж больно лицо у Силантия Матвеевича бледное. В гроб и то краше кладут. Степан наклонился ближе, и в ту же минуту генерал распахнул глаза.

Парень отпрянул и перекрестился. Ему вдруг почудилось, что они полыхнули недобрым красным отблеском.

– Степан, – едва слышно позвал его генерал, – отойду я к рассвету. Чую, недолго осталось. Где Павел? Монах, что привез меня?

– В город он поехал, батюшка! Может, за лекарством каким для тебя! Обещал быстро вернуться.

– Ежели к тому часу я преставлюсь, веди его в мой кабинет. За шторой комната тайная. В ней богатства мои и Марьюшкины. Дай ему то, что попросит за помощь бесценную, да сам о мародерстве не помышляй! У меня все в завещании записано! Службу свою для Марьюшки сохрани. Она тебя не обидит. Ангел она…