Д`Артаньян - гвардеец кардинала. Тень над короной Франции (книга вторая)
Шрифт:
— О господи, что за церемонии! — в сердцах сказал Винтер. — Ну ладно, не будем зря тратить время… Итак, вы ее любовник. Она вам доверяет, она должна быть с вами откровенной, быть может, вы даже знаете, где сейчас ее сын… — Он вскрикнул и торжествующе выбросил руку. — Вас выдало лицо! Вы знаете!
— Знал, — поправил д'Артаньян. — Сейчас там его уже нет, я говорю чистейшую правду…
— «Там» — это где? — быстро спросил Винтер.
— Какая разница, если сейчас его там все равно нет?
И гасконец поклялся себе следить за каждым словечком, чтобы ненароком не выболтать лишнее, — любое неосмотрительное упоминание места, маршрута и намерений могло дать этому подлецу след…
— А где сейчас она?
— Понятия не имею.
— Д'Артаньян, не шутите со мной! В вашем положении это смертельно опасно… Вы правы, давайте говорить без обиняков. Я хочу, чтобы вы помогли
— Честное слово, Винтер, вы с ума сошли, — ответил д'Артаньян скорее устало, чем сердито. — Есть предложения, которых дворянину не делают, — есть, черт возьми! Вы мне предлагаете предать женщину, которую я люблю…
— Какие нежности! Вздор, д'Артаньян, вздор! Вы слишком молоды и оттого склонны давать высокие эпитеты очередной постельной победе. В вашей жизни, если не поведете себя дураком, еще будет столько женщин, что вы и представить не можете… И потом, не забывайте, речь идет о вашей голове. Чтобы выйти отсюда живым и невредимым, вам придется заплатить выкуп. Он вам теперь известен. Других вариантов попросту нет. Или вы будете жить, или она. И еще… Вы хоть представляете, насколько велико наследство? Я имею в виду не землю, дома и прочую недвижимость, а деньги. Аккуратные золотые кружочки. Приблизительно… если перевести в пистоли… Около полутора миллионов пистолей, д'Артаньян! Полтора. Миллиона. Пистолей. Не ливров — пистолей! Я готов заплатить вам… скажем, пятьдесят тысяч. Полмиллиона ливров. Вам мало? Извольте. Сто тысяч. Сто тысяч пистолей, слышите, вы, гасконский нищеброд? Вы хоть соображаете, каких высот достигнете с такими деньгами во Франции? Станете на равной ноге с вельможами, купите себе полк, провинцию, титул…
— А не обманете? — криво усмехнулся д'Артаньян.
— Вам придется верить мне на слово, потому что у вас нет выбора, — серьезно ответил Винтер. — Я не намерен вас обманывать, прежде всего оттого, что вы можете мне еще когда-нибудь понадобиться. А что сможет связать нас крепче, чем участие в подобном… предприятии? Как видите, я предельно откровенен. Именно так и приобретают себе верных друзей — делая их соучастниками… Ну?
— Нет.
— Сто пятьдесят тысяч, д'Артаньян! Да за такие деньги вы купите весь ваш Беарн и станете чем-то вроде некоронованного короля! А если вас не устраивает эта бедная горная страна, можете приобрести себе поместье в Англии, да и титул заодно — в царствование Малютки Карла это просто… Решайтесь же! Больше я не могу вам дать, решительно не могу, хватит с вас и десятой части…
— Пожалуй, вы меня и в самом деле не намерены обманывать, — медленно произнес д'Артаньян. — Реши вы не платить, набавляли бы и набавляли мою долю, вплоть до половины…
— Черт возьми, я же говорю, что намерен поступить с вами по совести!
— А с ней?
— Послушайте, д'Артаньян, я же не чудовище… Никто не собирается ее убивать, достаточно будет, если она по всей форме подпишет отказ от…
Д'Артаньян усмехнулся:
— И вы хотите меня уверить, что человек, не пожалевший родного брата, пощадит чужую ему женщину? И ее ребенка, пусть даже это ваш племянник?
Без тени смущения Винтер сказал:
— Ну и что? Какая вам разница? Здесь нет места оговоркам, уточнениям и прочим юридическим хитростям. Либо вы соглашаетесь, либо нет. А коли уж соглашаетесь, вам, по-моему, не стоит ханжески закатывать глаза, вздыхая о ее участи…
— Дьявол вас побери, вы правы по-своему, — сказал д'Артаньян. — Но я-то вовсе не намерен соглашаться…
Он ждал вспышки ярости, но на лице Винтера отразилась лишь неимоверная досада:
— Ах, как благородно, как высокопарно… Да поймите вы, болван гасконский, что здесь вы целиком и полностью в моей власти! И с вами сделают все, что угодно. Если вы настолько глупы, что не хотите брать деньги, вас подвергнут пытке. Вот эти дикие ребята или кто-то вроде них. Вы все равно скажете все, что я хочу знать, — но когда это произойдёт, вы будете настолько изломаны, что, даже если вам оставят жизнь, будете жалким калекой…
— А вам не приходилось слышать о людях, которые вытерпели все пытки, да так ничего и не сказали? — спросил д'Артаньян, напрягшись. — Это случалось и в моей стране, и в вашей…
— А какая для вас разница? Вы все равно погибнете, но умирать будете долго и мучительно…
— Что делать, — сказал д'Артаньян. — Значит, такая мне печальная выпала фортуна…
— Идиот! Где она?
— Вот бы знать… — сказал д'Артаньян с мечтательной улыбкой.
— У меня осталось еще одно средство, — сказал Винтер. — Да не шарахайтесь вы так, я не собираюсь лично сдирать с вас шкуру, для этого
всегда найдутся палачи… Давайте поговорим о той миссии, ради которой вы сюда прибыли. Это ведь вы с Анной украли подвески, я совершенно уверен, можно спорить, они и сейчас при вас… — Он расхохотался, заметив инстинктивное движение д'Артаньяна. — Бросьте, я же уже объяснил свое отношение к Бекингэму и его невзгодам… На вашу добычу я не посягаю, мне нужна моя… Д'Артаньян, когда вами займутся палачи, им по старой традиции достанется и ваша одежда, и все, что было при вас, в том числе и подвески. Простонародье не знает цены алмазам, они их попросту променяют на пару бутылок… Разве за этим вас послал Ришелье? Чтобы подвески попали к лондонской черни? Вы, помимо прочего, еще и подведете вашего кардинала, если сдохнете в пыточном подвале…— Интересный поворот дела, — сказал д'Артаньян. — Вот только чует мое сердце, что кардинал, безусловно, не одобрит, если его люди ради успеха дела станут расплачиваться жизнями друг друга… Нет, положительно не одобрит…
— Послушайте, — тихо спросил Винтер с выражением отчаянного недоумения на лице. — Ну неужели вы не понимаете, что выхода у вас нет? Что с вами не шутят? Что это всерьез — пытки и безвестная смерть?
— Все я понимаю, — сказал д'Артаньян. — Но мы, гасконцы, своеобразный народ. Оттого, что росли и воспитывались — если это можно назвать воспитанием — в том самом бедном горном краю, о котором вы упомянули с таким пренебрежением… Знаете, как выражалась матушка великого моего земляка Генриха Наваррского, Жанна д'Альбре, о воспитании сына? «В самых диких и суровых местах, босоногим и свободным от всяких условностей». Словно обо мне сказано — да и большей части гасконцев тоже… Нам, дорогой Винтер, некоторые вещи лучше не предлагать. И мы, знаете ли, верим в то, что справедливость на земле все же существует. Есть над нами над всеми высшая сила, право… И если она хочет моей погибели, я погибну. А если у нее на мой счет другие планы, ничего у вас не выйдет. Вот, скажем, прямо сейчас кусок потолка отвалится и проломит вам башку со всеми ее гнусными мыслями, опомниться не успеете…
Винтер инстинктивно глянул на потолок, устыдился этого своего движения и, силясь вернуть себе уверенность суровостью тона, вскричал с побагровевшим лицом:
— У меня нет времени обхаживать вас, как капризную девку!
— Каин, где брат твой, Авель? — спросил д'Артаньян, глядя ему в лицо.
Он вовсе не собирался погибать безропотно, как баран на бойне: даже если окажется, что высшие силы от него все же отвернулись, следует из гасконского упрямства прихватить с собой на тот свет как можно больше попутчиков, чтобы не так скучно было ждать решения своей судьбы у врат небесных, чтобы было с кем словом перемолвиться, а то и сыграть в триктрак, если только это возможно в чертогах горних… Ну а если потусторонняя дорога поведет в другом направлении, то там тем более можно будет и в картишки перекинуться, и по стаканчику смолы пропустить в самой подходящей для этого компании…
Он уже прикинул, как выхватит шпагу у Винтера и постарается прорваться в коридор, испробовав на этом вот, слева, удар Жарнака [26] . Далеко уйти, конечно, не дадут, здание наверняка, как все подобные места, набито стражниками, но это означает лишь, что шпаге будет где разгуляться и будут свеженькие покойнички…
— Да я вас… — взревел лорд Винтер, уже не владея собой.
Дверь распахнулась с таким грохотом, что шарахнулись даже невозмутимые обитатели северных лесов. Внутрь проскочил Марло — бледный как смерть, трясущийся — и, бросившись к Винтеру, стал что-то шептать ему на ухо с самым испуганным видом.
26
В 1572 г. барон де Жарнак победил на дуэли своего противника, неожиданным ударом шпаги подрезав ему сухожилия под коленом — на глазах всего двора и короля Генриха III, уверенных в победе противника Жарнака. Отсюда пошло выражение «удар Жарнака», означающее еще и «решающий, неожиданный удар в поединке».
— И ничего нельзя сделать? — прорычал Винтер. Марло взвизгнул:
— В конце-то концов, мы так не договаривались! Из-за вас никто не будет класть головы, чихал я на ваши поганые деньги, коли дело так вот оборачивается…
— Но я, по крайней мере, могу сам!.. — вскричал Винтер.
И, выхватив шпагу, бросился на д'Артаньяна, которому нечем было защищаться и некуда бежать. Но произошло непредвиденное: Марло крикнул что-то на совершенно непонятном наречии, и оба лесных бородача проворно заслонили гасконца широченными спинами.