Да не судимы будете

В ЦК КПУ провел совещание с членами Политбюро, секре­тарями ЦК и заведующими отделами ЦК КПУ. Проинформиро­вал, как обсуждались вопросы в ЦК КПСС, какое принято решение и что нам надо делать в области сельского хозяйства в связи со стихийным бедствием. Намечен ряд конкретных мероприятий.

Получил анонимное письмо на 19 страницах — содержание предупредительно-угрожающее, террористического порядка. В нем сказано, что я как член Политбюро ЦК КПСС обязан предупредить Брежнева, что если он не изменит своей полити­ки, то будет плохо. Далее продолжалось: «Народ его не любит и не верит ему, он много говорит и мало чего делает». Я преду­преждался в этом письме, что «если я не выполню требования, то буду нести ответственность». Письмо, адресованное Брежне­ву, Подгорнрму, Косыгину, было написано на машинке. Оно было злобное, дерзкое. Познакомившись с этим письмом, я его отправил в Москву, в КГБ, со своей «сопроводиловкой» с прось­бой принять меры к розыску автора письма. В подтверждение угрозы мне в мой адрес пришла посылка с ручной гранатой и запалом, набором боевых патронов к винтовке, карабину и пистолетам разных систем, все это, очевидно, в подтвержде­ние того, что писавший располагает определенным «арсеналом» оружия, и шутить тут, мол, нечего. Вместе с письмом на имя Брежнева, Подгорного, Косыгина получил и я лично письмо. Вот его содержание:

«Петр Ефимович!!! На Ваше имя 12 февраля с/г выслана бандероль из Москвы (Шелесту П. Е.), получите ее в п/о № 21, напротив памятника Ватутину. В бандероль вложена гостайна, поэтому распечатайте ее лично и доставьте адресату — спеши­те, так как там указаны сроки, за промедление Вас не похвалят. Выбрали первым адресатом Вас, потому что Вы как прибли­женный лучше всего исполните наши требования. За неиспол­нение — СМЕРТЬ!!! Игнорировать нас и хорохориться не сове­туем, тем более не имеет смысла, так как мы доведем содержа­ние другим способом, а как будете выглядеть Вы? Рассчитыва­ем на Ваше содействий нашей партии, на Ваш здравый ум...»

На конверте: «Срочно, г. Киев, ул. Орджоникидзе, ЦК КПУ, Шелесту П. Е. (лично)». Письмо, посылка с гранатой, запалом и патронами, лично письмо мне с угрозой — все это довольно неприятные сюрпризы. И естественно не мог я ко всему этому отнестись спокойно, тем более безразлично. Дал органам КГБ задание расследовать, сообщил обо всем в Мо­скву, в ЦК КПСС.

23 февраля выехал в Крым на отдых. Чертовски устал, нервы напряжены до предела. Отдыхал на даче № 2. Хорошо, что была возможность пользоваться бассейном на даче № 1, где раньше всегда отдыхал Н. С. Хрущев.

Погода стояла хорошая, и отдых прошел с большой пользой. На даче хорошо отметили день 8 Марта.

26 марта возвратился в Киев и приступил к работе. Вопросов накопилось уйма, а времени совсем не хватает. Приходится работать много, до 23—24 часов. При такой нагрузке надолго не хватит.

Дал задание Совмину УССР форсировать строительство са­натория «Днепр» на побережье Черного моря у Ботанического сада, расширить территорию еще на 2 гектара, перепроектиро­вать бассейн, значительно его увеличить.

1 апреля 1969 года. Стоит холодная, мерзкая погода, лежит снег, на две недели запаздываем с весенним севом. Были у меня на приеме корреспонденты газеты «Правда», жаловались, что они работают в довольно стесненных условиях. Дал задание срочно подобрать хорошее помещение для корпункта «Прав­ды». Плохо, очень плохо, что этот вопрос не решался много лет.

Дал задание И. Грушецкому — пусть сделает хоть одно по­лезное дело, выяснит: почему по Российской Федерации ответ­ственным работникам одинаковой категории с Украиной и дру­гими республиками персональные пенсии союзного значеня наз­начаются выше. Просил подготовить справку.

2 апреля. Добрик приехал в ЦК КПУ на прием, но уже в качестве первого секретаря Ивано-Франковского обкома пар­тии. Я его очень внимательно выслушал по всем вопросам. Дал некоторые советы, рекомендации. Ориентируется он неплохо, впечатление первое тоже неплохое, но больно много говорит — это излишне.

7 апреля в 4 часа утра скончался Д. С. Коротченко. Очень жалко. Это для нас большая утрата, хороший человек, отлич­ный коммунист. Прошел он нелегкий путь. По поводу смерти Демьяна Сергеевича я позвонил Брежневу и попросил его поме­стить некролог в центральной прессе, пообещал. Но странное дело, больше ничего не сказал, только особо беспокоился о том, чтобы мы не торопились, хотя мы и не собирались^ с кандидатурой на пост Председателя Президиума Верховного Совета. Почему этот вопрос больше всего его тревожит, а не смерть старого коммуниста? Не успел остыть труп, а уже плетутся какие-то интриги, и это тоже называется политикой. Нами создана комиссия по похоронам Д. С. Коротченко, объя­влен траур по республике.

Позже позвонили мне Подгорный и Брежнев, выразили свое личное соболезнование по поводу тяжелой утраты. Просили от их имени возложить венок, передать соболезнование семье покойного. На похороны из центра никого не прислали. В 15.00

8 апреля похоронили Демьяна Сергеевича со всеми почестями. Большая утрата. А для меня лично был большой удар — это был настоящий старший товарищ, настоящий человек, с кото­рым я мог по любому вопросу откровенно поговорить, посове­товаться. Многое я от него узнавал, многому учился. Тяжело, очень тяжело.

12 апреля принял ЯгудинаИ. А.— председателя колхоза «дружба народов» (Крым). Умный и прямой он человек. Обсу­дили много вопросов, выходящих из письма Д. С. Полянского в ЦК КПСС по сельскому хозяйству. Брежневу не понравилось, что Полянский откровенно изложил плачевное состояние сель­ского хозяйства и заключил, что пора заняться не разговорами, а настоящим делом. Думаю, что это так просто не пройдет Полянскрму — «Леня» ему это вспомнит. Но время и дело покажут.

15- -17 апреля. Провели торжественный Пленум ЦК КПУ, посвященный 100-летию со дня рождения В. И. Ленина. С до­кладом выступал я. Много пришлось поработать, немало было волнений, но все прошло хорошо.

Первый секретарь Крымского обкома КПУ Кириченко со­общил, что в Севастополе создана группа молодежи в 18—20 человек, все они дети крупных морских офицеров, закончили десятилетки. Руководитель группы Вергинская, дочь адмирала. Эта группа изготовляла и распространяла листовки, в которых высказывается несогласие с политической линией ньшешнего руководства, открыто высказывают мнение о необходимости замены нынешних политических деятелей. Ставится вопрос, что Брежнев должен быть убран, устранен от руководства цартией, говорится о его несостоятельности как политика и случайного человека в руководстве.

Крымские татары написали письмо на 68 страницах, где они выставляют свои требования об их возврате в Крым. Клеймят позором родину за такое к ним отношение.

Дал задание Шевелю и Никитченко написать книгу, в кото­рой бы разоблачались все «концепции», высказанные в письме, подготовить мероприятия и проинформировать по этому вопро­су ЦК КПСС.

Председатель КГБ Никитченко доложил мне некоторые специальные вопросы: о посылке «своих людей» в представи­тельство ЮНЕСКО. Просил правильно пользоваться материа­лами, которые поступают в ЦК КПУ от органов КГБ. Говорил о неправильном поведении Пересаденко, который пользуется тем, что он, работник ЦК КПУ, вызывает работников КГБ по несущественным и непрямым вопросам, относящимся к деятель­ности КГБ.

Никитченко как член коллегии КГБ СССР высказывал свою озабоченность, что вопросы контрразведки в комитете запуще­ны. Руководитель управления контрразведки Федорчук балагур и мало в чем разбирается. Защиты производства и науки отпроникновения туда иностранной разведки, по существу, нет, все «оголено».

18—19 апреля. Овчаренко, секретарь ЦК, ведающий вопро­сами пропаганды и идеологии, доложил об установлении в Па-’ риже памятника Т. Г. Шевченко и о наших мероприятиях в свя­зи с этим событием. Говорили о мероприятиях по коренному улучшению работы киностудии имени Довженко; о работе изда­тельства «Молодь» и установлении должного контроля за его деятельностью; о декаде грузинской культуры и искусства на Украине; о мероприятиях в связи с поездкой в Италию ансамбля Вирского.