- Да они как две капли воды! - Нет, она хуже
Шрифт:
Северус, прочитав заклинание для закрытия дыры, через которую магия переходит Реддлу, подошел к креслу, в котором сидел сосредоточенный Антонин. Он снимал блоки с сознания, чтобы Принцу было легче.
– Легилименс!
В голове у Долохова был непроходимый и дремучий лес. Причем, он постоянно сменялся и показывал неожиданные вещи. Ведь в лесу не может стоять письменный стол, лампа, диван, кресла и кровать.
Побродив пару минут между странными воспоминаниями, Принц заметил некую закономерность. Если идти в одну сторону, то картины-воспоминания, связанные с Волан-де-Мортом, встречаются
Над этой частью леса зияла огромная черная дыра, в которую, повинуясь смерчу, отправлялся светлый чуть светящийся туман, обозначающий силу мага.
Подняв палочку вверх, Северус произнес заклинание. Его голос был слышен во всех частях леса и гремел на все сознание Долохова, подобно грому. Светлый луч ударил в центр дыры, и она начала стягиваться к центру. Огромным потоком из стремительно уменьшающейся дыры вниз хлынул серебристый туман, грозя придавить зельевара, но тот уже вернулся в реальный мир.
Едва оказавшись во внешнем мире, Северус увидел, как Антонина выкручивает от боли. Волшебник хрипел, вцепившись правой рукой в подлокотник. Левая же рука безжизненно повисла, а с нее черными чернилами стекала метка Лорда, уже потерявшая свою форму.
Перед Долоховым, встав на колени, находилась Северина и держала Антонина за руку. Северус тут же оказался рядом, рассматривая руку Пожирателя. Точнее, бывшего Пожирателя.
Метки не было.
– Как ты? – спросил Северус, убедившись, что от метки не осталось и следа.
Антонин поднял глаза на Северуса. Он уже начинал приходить в себя, а потому дар речи постепенно возвращался к нему.
– Уже лучше. Но…
– Тебе надо отдохнуть, – не раздумывая, перебила его Принц, взглядом давая понять, что возражений она не потерпит. А если он вздумает возражать, усыпит его насильно.
– Хорошо, – тяжело вздохнул русский, опуская голову на грудь.
– Я тебе помогу. Север, займись Драко, – попросила зельевара Принц, щелчком пальцев поднимая кресло с Долоховым над полом. – Он принял метку сравнительно недавно и ему должно быть не так больно. В отличие от тех, кто давно служит Реддлу.
Взгляд, которым волшебница одарила Люциуса, говорил больше всяких слов. Он и сам понимал, что боль, которую ему предстоит перетерпеть, будет в разы сильнее, чем у Долохова и Драко. И Лорд Малфой мысленно молил всех богов и Покровителя Рода, лишь бы его сын не испытывал таких мук, которые испытает он сам.
Несмотря на свое поведение, Люциус любил своего сына. Для него не было ничего важнее семьи, а потому, когда Лорд истязал его ребенка, аристократ не смог оставаться безвольным наблюдателем. За что и был наказан и брошен в подземелья собственного мэнора.
Люциус понимал, что у него теперь перед Севериной Долг. И не простой Долг, а Долг Жизни. Точнее не только у него, но и у Драко. То, что она спасла их обоих, не подвергается сомнению. И она вправе потребовать этот Долг.
– Как же это отвратительно, – протянул Геллерт, вырывая Люциуса из размышлений и заставляя вздрогнуть.
– Отвратительно? Что именно? – в комнату вернулась Северина Принц, возвращая кресло,
на котором транспортировала отсюда Антонина Долохова.– Да я все о том же, – хмыкнул Гриндевальд, кивая на метку Малфоя. – Позорное рабское клеймо. И ладно это, даже не самый страшный грех Реддла. Самый страшный его грех, нападение на младенца с намерением причинения вреда. Проще говоря, убийства.
– Дети неприкосновенны, – кивнула Принц, понимая, о чем говорит старший маг. – Магия не приемлет того, что ее детей обижают. За это она карает, не зная пощады.
– Вот именно, детка, – усмехнулся Геллерт, с одобрением посмотрев на Принц. – Чувствую, я просто обязан буду выпороть мелкого поганца. Когда он вернет себе тело и целостность души, разумеется.
Под мелким поганцем имелся в виду, конечно же, Том Реддл. Геллерту сложившаяся ситуация в корне не нравилась. И вполне можно было его понять. В свое время он был Темным Лордом, но не позволял себе или своим людям убивать ребенка. И не просто ребенка, а беззащитного младенца!
– Кстати, а чем вы здесь занимаетесь? – подал голос Люциус и на него посмотрели с удивлением. В глазах у каждого горел вопрос: “ты только сейчас сообразил, что все собрались здесь неспроста?”.
– О, ты не поверишь, скользкий и чешуйчатый, – хохотнул Геллерт, не обращая внимания на то, как Малфой дернулся от этого обращения. – У нас тут назревает всемирный заговор, целью которого является тот самый уродливый поганец, из лап которого тебя и твоего сына буквально выдернула Севи.
– В каком смысле? Что вы собираетесь делать?
– Ты не представляешь себе, что за действо тут разрабатывается. Но, в целях безопасности, мы ничего не расскажем. Метка все еще на тебе, а Реддл может этим воспользоваться, чтобы узнать кое-что, известное нам. Поэтому…. Северус, займись наследником Рода Малфой, а я пока потолкую с Люциусом, – на губах Гриндевальда расцвела предвкушающая улыбка, при виде которой вздрогнули все присутствующие.
Северина, поняв, о чем примерно будет разговор, пожелала магам удачи и удалилась, говоря:
– Если что, я в детской. Понадоблюсь, зовите.
И Принц удалилась, оставляя Малфоев на растерзание брата, наставника и Геллерта. У волшебницы не возникало сомнений: Гриндевальд оседлал свою лошадку, а потому, оказавшись в своей стезе, он с Люциуса живого не слезет.
Проводя день в окружении детей, Принц впервые заснула с ними. Прямо там, на полу детской. Дети облепили ее, отчего Виктору пришлось очень трудно. Он старался вызволить свою невесту из плена ручек их детей, одновременно стараясь не разбудить мирно сопящих ангелочков. Потому что если они все же проснутся, Чистилище Раем покажется.
Утром 25 декабря в спальню Северины и Виктора влетело три урагана и запрыгало по кровати, визжа и смеясь. Попробуй только от такого не проснуться.
– С Рождеством, мама! С Рождеством, папа! – хором протянули младшие дети, падая в объятия пары.
– С Рождеством, родные.
– Давайте, бегите вниз.
После того, как дети убежали, Принц и Штормов не стали сильно заморачиваться, все равно в доме все свои, поэтому накинули халаты и спустились в общий зал, из которого уже слышались счастливые повизгивания девочек.