Да забыли про овраги #play_to_return

– Что же ты, Саурон, за мразь-то такая?
– сказал я, звенящим от бешенства голосом.

– Командир, - тихо прошептал Серпилин.

Я скосил глаза на своего наводчика. Под его рукой виднелся знакомый зелёный ящик.

– Бегемот!
– рявкнул Саурон.

Бегемот дёрнулся, точно от удара и начал медленно наклоняться вперёд, . Руки его продолжали висеть, как плети, а лицо исказилось, словно его самого уже кто-то душил.

– Ничего парень, - сказал я ему.
– Мы тебе сейчас поможем.

И завалившись на бок, запустил обе руки в ящик с гранатами. С другой стороны там уже вовсю шарили руки Серпилина. И когда мы разом показали Бегемоту с десяток колец, Саурон злобно сказал:

– Мог бы хоть машину так близко не ставить, придурок.

Когда взрыв ящика гранат разметал остатки нашего бронетранспортёра, вместе со мной, Серпилиным и Бегемотом, я самым странным образом не рухнул, как обычно в темноту, а продолжал ещё несколько секунд с ненавистью смотреть на обездвиженный антитанк и медленно расползающуюся чёрным туманом, машину Саурона.

16. Странности с аккаунтом

– Электроэнцефалограмма Ломушкина не похожа на кривые, характерные для человека в коме. И это общая черта всех жертв "геймерской комы". Их мозг работает. Не так, как у здорового человека, но несомненно работает.

Абрамов внимательно посмотрел в глаза полковнику Комарову, стоящему по другую сторону от кровати, на которой покоилось тело Ломушкина, и кивнул в сторону медицинского монитора, изобилующего столбиками цифр, собранными в таблицы.

– А это значит, что "геймерская кома", в общем, и не кома вовсе, в традиционном понимании. Мозг продолжает трудиться, словно человек живёт обычной жизнью, только периоды бодрствования намного короче, а главное - не обладают постоянной периодичностью. Если записать данные мозга у тебя или, например, Оксаны Олеговны, то мы увидим в среднем, примерно, шестнадцать часов большей активности и восемь - меньшей, соответствующей периоду сна.

Услышав своё имя, программист оторвалась от своего ноутбука, на котором что-то набирала, и вопросительно посмотрела на Абрамова.

– А мозг Ломушкина может более активно работать, например, двадцать минут, а потом на пять часов уйти в "сон". А может работать час, а потом отдыхать отдыхать - минуту. Никакой закономерности я пока выявить не могу. И, судя по первым данным, что снимают для меня коллеги, это - общая характерная черта "геймерской комы", а не случайность.

– И какой вывод из этого можно сделать?
– спросил Комаров.

– Пока - никакого. К работе подключились коллеги из столичных клиник, двух пациентов готовят к изучению всеми доступными методами по полной программе. Вот когда данные будут собраны и проанализированы, возможно, найдется лекарство против этого недуга, в том числе, и для твоего племянника.

– Ты смотри, какая ирония судьбы, - сказал Комаров, качая головой.
– Хулиганы пытались посмеяться: мол, даже в коме наш сотрудник играет, а он и правда чем-то занят, а не просто в отключке. А может, парень там расследование продолжает вести!

– Я не исключаю, кстати, что Ломушкин и правда может как бы... "играть". Ну, в каком-то абстрактном смысле, конечно. Он же задание твоё выполнял, игры настраивал - может и зациклился мозг на игровом процессе. Интересная, конечно, версия, да и тема очень глубокая.

– Знаешь, что мне не нравится во всей этой истории с версиями?
– спросил риторически Комаров.
– Нас буквально за руку подводят к мысли, что человек, оказавшись в "геймерской коме", остаётся подключенным к игре и продолжает играть, как ни в чём ни бывало. У меня такое чувство, что преступник хорошо понимает психологию и пытается заставить нас поверить в абсурд, чтобы окончательно похоронить любое следствие на эту тему.

– Ну, раз ты не веришь в абсурд - чего волноваться?
– улыбнулся Абрамов.
– Пусть преступник считает, что добился своего. Ты ведь так всё время мне объясняешь свою тактику?

– Да я уже не выдержал, сорвался, - смущённо сказал Комаров. Сегодня мне звонил какой-то урод и серьёзным голосом передавал привет от Ломушкина, который якобы даже в коме продолжает играть в игрушки. Будь моя воля, я бы всех этих звонарей-пранкеров сажал на реальные сроки. Жаль, что не сдержался и высказал всё, что о нём думаю. Надо было не орать на него, а выслать за ним группу и поговорить здесь, в кабинете. Телефон мой, главное, не поленился найти. Ну, ничего, я ему устроил похохотать. Наговорил даже больше, чем хотел. Надеюсь, он успел обосраться, прежде чем отключился.

– Ну вряд ли преступник стал бы тебе звонить, - успокаивающе сказал Абрамов.
– Наверняка и правда шутники.

– Шлем так и не стал снимать?
– спросил Комаров, демонстративно меняя тему и осторожно провёл пальцем по блестящему пластику, закрывающему лицо Ломушкина.

– Не стал. Ты оказался прав, - Абрамов дипломатично улыбнулся.
– Шлем влияет на активность мозга, особенно, если на него подаётся сигнал с игрового компьютера. Возможно, благодаря этому будет найден нужный способ воздействия на организм.

– Ну, а что у тебя, красавица?
– повернулся Комаров к Оксане.
– Сумела что-то найти?

– По программе ничего, к сожалению, - сказала Оксана, - но обнаружила, что почему-то никто до сих пор не просматривал данные с камер наблюдения в кабинете. Сейчас снимаю эти данные.

– А чего их просматривать?
– удивился Комаров.
– Ломушкин же всё время под наблюдением живых людей находился. И когда врач увидел, что происходит, он же сразу прибежал из соседнего кабинета.

– Тем не менее, - упрямо сказала Оксана.

– Да я не возражаю, - махнул рукой Комаров.
– Права ты, конечно, надо всё изучить.

– Есть ещё одна странность, - неуверенно сказала Оксана.
– Но она совершенно незначительна и потому не знаю, надо ли…

– Надо!
– твёрдо сказал Комаров.
– Не бывает мелочей в таких важных делах.

– Я просмотрела все игровые аккаунты, которые Фёдор Ломушкин успел завести, и которые продолжали работать всё это время, как вы и приказали.

– Так. И что?

– В двух играх игровые клиенты отключились от серверов по тайм-ауту…