Да здравствует королева!
Шрифт:
— Да будет так.
Последующие переговоры прошли уже с участием Сороса и Феликса. Андре предпочел не вмешиваться, зная, что эти двое понимают в подобных вопросах куда больше его самого, да и за Мэл надо было последить. Ему показалось, что она вышла от королевы подавленной, если не сказать больше.
— Вас что-то гложит? — все же рискнул спросить он, провожая до комнаты, где ей предстояло ночевать.
— Королева больна. Ей остался год, может чуть больше. Я бы могла помочь…
— Даже не думайте об этом, — строго и даже угрожающе проговорил он.
— Это позволило бы нам получить верного и преданного союзника.
— Это
— Вам не кажется, что вы перебарщиваете с опекой? — гневно сверкнула глазами Мэл.
— Кто-то же должен вас сдерживать, если вы сами на это не способны.
— Вы забываетесь, милорд.
— Разве? — обвиняющее посмотрел он, намекая на то, что случилось на корабле.
Ответом ему стала с силой захлопнувшаяся дверь. Мэл не любила, когда кто-то напоминал ей о тех днях, а этот грубый человек позволял себе делать это с завидной регулярностью.
Каждый день в последнее время она делила на плохой и хороший. В плохие дни — отчаяние буквально захлестывало ее, заставляло задыхаться, в хорошие — становилось чуть легче. Сегодня был один из самых плохих дней. Она несколько часов ходила из угла в угол, пыталась отвлечься, забить голову размышлениями о прочитанных книгах по политике, тактике, стратегии, логике, которые в избытке поставлял Сорос. Чтение законов или изучение кабинета министров, обязанности, которые те исполняют, их семьи, достоинства и недостатки и даже пороки, о которых она узнавала из личных дел, составленных людьми Феликса. Все это не раз спасало ее от острого желания достать шкатулку Иолы, взять флакон с настойкой первоцвета и послать все к черту, просто забыться. Пара капель в воду, и боль, эта неутихающая, ноющая боль прекратится. Останавливало только одно — страх, что вместе с болью исчезнут и те прекрасные воспоминания о муже, которые она тщательно лелеяла и оберегала в душе.
Например, первое утро после замужества. Она проснулась от восхитительного запаха свежеиспеченного хлеба, аромата поджаренного бекона и яичницы. Все это принес он, суровый и бесстрашный капитан, вдруг ставший таким… нежным.
— Что это? — спросила она, в легком недоумении.
— Завтрак, — загадочно улыбнулся он. Его взгляд был таким завораживающим и притягательным, что она совершенно позабыла о завтраке. Ей хотелось потянуться к нему и поцеловать. Но, кажется, он и сам едва сдерживался, чтобы не сделать тоже самое… В общем завтрак был благополучно позабыт, но, как бы ей не хотелось, совсем ненадолго. Он очень скоро взял себя в руки, не дав ей расстегнуть оставшиеся пуговички рубашки, отодвинулся, сурово погрозил пальцем и заставил выпить большой стакан клюквенного морса.
— Между прочим, я терпеть не могу клюквенный морс, — призналась она. — Он кислый даже с сахаром и навевает не слишком приятные воспоминания.
На следующий день вместо морса был персиковый сок. Этот вкус навсегда стал ассоциироваться у нее с ним, с их маленьким, немного странным, семейным счастьем.
Именно из-за этих чудесных воспоминаний она накапала в стакан капли из другого флакона с настойкой, восполняющей физические силы. Да заснуть ей, похоже, сегодня не удастся. Так зачем зря терять время, если можно заняться чем-то более полезным, например, сосредоточиться на жизни и страстях очередного приближенного к короне.
— Моя дорогая, как хорошо, что вы пришли, — проговорила королева, увидев Мэл в дверях комнаты,
отведенной под ее покои. Конечно, даже самый лучший номер был далек от идеала, но королева, как и четыре ее фрейлины, смирилась с вынужденным неудобством. — Познакомьтесь, это дочь моей давней подруги из Арвитана, леди Мелани Кэйн. Я обещала подруге позаботиться о ней, и надеюсь, вы — леди Берта и вы — девушки, возьмете над ней шефство.Четыре фрейлины королевы слаженно присели в реверансе и с любопытством посмотрели на хрупкую, миниатюрную девушку с нежным, ангельским лицом и глубокими, немного грустными синими глазами.
Легенда, придуманная королевой, помогла Мэл без особых проблем влиться в коллектив юных фрейлин, а поездка в одной карете позволила ближе узнать друг друга и подружиться. Леди Берта — строгая камер-фрейлина сопровождала королеву в другой карете.
Мэл опасалась немного, что ее молчаливость и серьезность отпугнет новых знакомых, но они были такими искренними, такими живыми и непосредственными, что она и сама оттаяла, позабыв о своих невзгодах и печалях, вспомнив, пусть ненадолго, что она тоже еще очень молода.
Все девушки были разными не только внешне, но и внутренне. Розу отличал высокий рост и немного грубоватая наружность, которая с лихвой компенсировалась легким характером и доброй душой. Рея обладала внешностью истинной южанки: густые кудри, оливковая кожа, кошачий разрез глаз, и характер был внешности под стать. Она была единым сгустком энергии, не умела, да и не хотела усидеть на месте. Ей нужен был простор, движение, порывистость. Всегда, где бы она не появлялась, возникал легкий хаос, будь то светское общество или таверна в придорожной гостинице.
Третья фрейлина Марисса была ее полной противоположностью. Истинная леди, немного манерная, немного высокомерная, она казалась холодной и равнодушной, но Мэл заметила в ней и другие черты — способность тонко чувствовать, и сопереживать. Девушка, вероятно, стеснялась этой стороны своего характера, и старалась никому ее не показывать, но однажды, Мэл увидела, как та сложила несколько куриных косточек в салфетку и после вечерней трапезы отнесла их на улицу для тощей дворовой собаки. Конечно, когда она обнаружила, что за ней наблюдают, то сделала вид, что глупая псина, благодарно виляющая хвостом, вовсе ее не интересует, гордо вскинула подбородок, и удалилась, не сказав новой фрейлине ни слова.
Мэл улыбнулась подобной реакции, потрепала псину по холке и посмотрела на небо, усыпанное миллиардами звезд. Вечер был замечательный, теплый и спокойный, а она не могла в полной мере насладиться моментом, потому что думала о том, что совсем скоро они прибудут в столицу, и она забудет каково это — быть никем.
— Вам не стоит гулять одной, — проговорил Андре, накинув ей на плечи шаль. Сорос и Феликс уехали еще несколько дней назад, а Андре остался в качестве сопровождающего и инструктора королевских стражей.
— Вы думаете, здесь мне может угрожать какая-то опасность? — скептически выгнула бровь девушка.
— Сейчас время неспокойное. На дорогах хватает лихих людей.
— Но это ведь не единственная причина, по которой вы остались. Думаете, меня нельзя оставлять без присмотра? Боитесь, что я снова наделаю глупостей? Успокойтесь, Андре. Я не настолько безумна.
— Боюсь, что ваши слова едва ли способны меня переубедить. Помнится, тогда вы тоже говорили, что все хорошо, а через час мне пришлось вытаскивать вас из кровавой…