Далеко не близко

В жизни обнаружились такие удовольствия, о каких мистер Партридж доселе и не мечтал. Например, удовольствие посетить дом покойника, чтобы выразить соболезнования и убедиться, что дворецкий не слишком точно помнит время. Рискованно, скажете? Можно заставить запомнить время еще точнее? Для человека более мелкого, быть может, это и опасно; но для новорожденного Великого Харрисона Партриджа — это веселое упражнение в чистом мастерстве.

Посреди подобных мыслей мистер Партридж, бездельничавший у себя в мастерской с непривычным, украшенным виски, льдом и сифоном подносом рядом, случайно услышал, как радио объявило результат четвертого заезда в Хайели, и безучастно отметил, что лошадь по кличке Карабали принесла по сорок восемь долларов и шестьдесят центов за двухдолларовое вложение. Он почти забыл этот лишь наполовину осевший в памяти факт, когда зазвонил телефон.

Он ответил, и ворчливый голос произнес в трубку:

— Можете забирать их. Те чертовы пять штук, что вы получили на Карабали.

Мистер Партридж издал некие звуки.

— Что мне с ними делать? — продолжал голос. — Хотите забрать сегодня или...

Мистер Партридж невероятно быстро просчитывал что-то в уме.

— Оставьте их пока на моем счете, — твердо сказал он. — О, и... Боюсь, я забыл ваш номер телефона.

— Тринити-2897. Еще планы?

— Не сейчас. Дам вам знать.

Мистер Партридж положил трубку и налил себе выпить. Опустошив бокал, он подошел к машине и отправился на два часа назад. Он вернулся к телефону, набрал TR-2897 и сказал:

— Я хочу сделать ставку на четвертый заезд в Хайели.

— И кто вы? — сказал тот же голос.

— Партридж. Харрисон Партридж.

— Слушай, братишка. Я не принимаю ставки по телефону, пока не увижу наличные, ясно?

Мистер Партридж поспешно пересмотрел свои намерения. В результате последующие полчаса были столь же наполнены действием, как и финальный этап его великого плана. Он узнал про счета для ставок, выяснил адрес букмекера, бросился в свой банк и забрал внушительную сумму в пятьсот долларов, которую смог сэкономить, открыл счет и сделал ставку в двести долларов, не вызвавшую никакой реакции, кроме ужасно плохо скрытой насмешки.

Затем он предпринял долгую прогулку, обдумывая эту проблему. Он вспомнил, как читал в каком-то журнале, что нельзя использовать полученное в будущем знание об исходе гонок, чтобы упрочить свое состояние, поскольку, вмешиваясь в свою ставку, вы изменяете шансы, а значит, и будущее. Но он не черпал из будущего, он возвращался в прошлое. Вероятность того, что он слышал, зависела от того, что он уже сделал. С его субъективной точки зрения, он узнал результат своих действий до того, как предпринял их. Но в объективном мире физического пространства и времени он вполне нормально и корректно выполнял эти действия до того, как они принесли результаты.

Все шло прекрасно — пока что. Конечно, это нельзя было объявить одним из главных коммерческих преимуществ машины времени. Как только принцип Партриджа станет общеизвестен, все азартные игры неизбежно рухнут. Но для переходной стадии это было идеально. Теперь, дожидаясь, пока двоюродный дедушка Макс умрет и профинансирует его великие исследования, мистер Партридж мог проводить время, дожидаясь телефонных звонков, сообщающих ему о блистательном исходе его действий. Он мог спокойно накопить огромную сумму денег и...

Вдруг мистер Партридж остановился посреди тротуара, и шедшая навстречу парочка врезалась в него. Он едва ли это заметил. Его посетила ужасная мысль. Единственным осознанным мотивом убийства кузена Стэнли был поиск денег на исследования. Теперь он узнал, что даже в нынешнем несовершенном виде машина обеспечивает ему неописуемые доходы.

Ему вовсе не требовалось совершать убийство.

— Моя дорогая Морин, — объявил за завтраком Фергюс, — я обнаружил первую в мире успешно работающую машину времени.

На его сестру это, по-видимому, не произвело ни малейшего впечатления.

— Возьми еще томатного сока, — предложила она. — Может, хочешь табаско? Я не знала, что такое не проходит после похмелья.

— Но, макушла [55] , — запротестовал Фергюс, — ты только что услышала объявление, какого до сей поры не слышала ни одна женщина на земле.

— Фергюс О'Брин, Безумный Ученый, — покачала головой Морин. — Не эту роль я тебе предназначала. Прости.

— Если ты сперва послушаешь, а потом поскрипишь мозгами, то я сказал “обнаружил”. Не “изобрел”. Это самая жуткая вещь, какая случалась со мной за весь мой опыт. Вспыхнуло у меня в голове, когда я говорил с Энди. Безупречное и единственно возможное решение дела. Но кто мне поверит? Тебя беспокоит, что я вчера вечером вышел и хорошенько набрался?

55

Макушла — искажение ирландской фразы “[i]mo chuisle[/i]”, переводящейся как “моя дорогая”. Это слово получило известность после написания в 1910 году одноименной песни, на основе которой в 1912 году был создан одноименный мюзикл.

Морин нахмурилась.

— Правда? Честно и искренне?

— И синяки, сладкая моя, и весь остальной ребячий вздор. Это все Маккой. Слушай. — И он кратко обрисовал все дело. — Вот что бросается в глаза, как забинтованный палец, — Харрисон Партридж, создающий алиби. Радиосигнал времени, разговор с дворецким... Я даже полагаю, что именно убийца издавал эти крики, чтобы не было вопроса относительно времени смерти. И мы упираемся в тот факт, что алиби, подобно кошмару перуанской девочки, безупречно истинно. Но что значит “алиби”? Выдвигаю это слово на премию за самое неверное употребление в английском языке. Оно стало означать “опровержение, оправдание”. Но, строго говоря, оно не значит ничего, кроме “другого местонахождения”. Знаешь классическую шутку: “Меня там не было, это не женщина, и все равно она призналась”? Так вот из этих трех традиционных оправданий только первое — это алиби, заявление о пребывании где-нибудь еще. Заявление Партриджа, что он пребывал где-нибудь еще, вполне верно. Он не играл с пространством, как обычные создатели алиби. И даже если извлечь его из этого где-нибудь и поместить на место преступления, он скажет: “Я не мог покинуть комнату после убийства; все двери были заперты изнутри”. Верно, он не мог — не в это время. И его оправдание не “где-нибудь”, а “когда-нибудь”.

Морин наполнила обе чашки кофе.

— Помолчи минутку и дай мне подумать.

Наконец, она медленно кивнула.

— Он эксцентричный изобретатель, а дворецкий видел, что у него с собой один из приборов.

— И он еще был при нем, когда Саймон Аш видел, как он исчез. Он совершил убийство, запер двери, вернулся в прошлое, вышел через незапертую дверь и отправился слушать пятичасовой радиосигнал у Фейт Престон.

— Но ты не сможешь скормить полиции это. Даже Энди. Он и слушать не будет...

— Знаю. Черт подери, я знаю. А тем временем этот Аш, который кажется чертовским хорошим парнем, Морин, как раз таким, как мы, сидит там с самой надежной бронью на газовую камеру, какую я знаю.

— Что ты собираешься делать?

— Повидаю мистера Харрисона Партриджа. И попрошу выступить на бис.

— У вас тут довольно интересно, — заметил Фергюс, обращаясь к пухленькому лысому изобретателю.

Мистер Партридж вежливо улыбнулся.

— Развлекаюсь небольшими экспериментами, — признался он.

— Боюсь, я не очень разбираюсь в чудесах современной науки. С нетерпением жду более захватывающих чудес, например, космических кораблей или машину времени. Но я пришел поговорить не об этом. Мисс Престон говорит, что вы ее друг. Уверен, вы сочувствуете ее попытке освободить молодого Аша.

— О, естественно. Само собой. Все, что я могу сделать, чтобы помочь...

— Это самый обычный вопрос, но я ищу зацепку. Все, что может указать мне направление. Не считая Аша и дворецкого, вы, кажется, были последним, кто видел Харрисона живым. Не могли бы вы что-нибудь рассказать мне об этом? Как он выглядел?