Далеко не близко

— Хорошо, — проговорил он. — У меня тоже есть идея. Встретимся там через полчаса.

Когда я пришел, в коридоре не было Абрахамса, но полицейская печать была сломана, а дверь приоткрыта. Я зашел и застыл на месте.

В первый момент мне показалось, что на полу все еще валяется одежда Стамбо. Но аккуратную серую штатскую одежду инспектора Абрахамса — без Абрахамса внутри нее — нельзя было спутать ни с чем.

Думаю, из меня вырвалось что-то ужасное. Я медленно перевожу взгляд с этого пустого костюма на дверной проем вдали и вижу там инспектора Абрахамса.

Он был в халате Стамбо, слишком коротком для него. Я уставился на его гротескную фигуру и на пародию на человека, висевшую у него на руке.

— Простите, Лэмб, — ухмыльнулся он. — Не мог устоять перед театральным эффектом. Давайте. Посмотрите на пустого человека на полу.

Я посмотрел. Одежда была сложена абсолютно с тем реалистичным, облегающим, высасывающим тело эффектом, который мы уже признали невозможным.

— Видите ли, — сказал Абрахамс, — я вспомнил пылесос. И парад Ассоциации торговцев.

На следующее утро я пришел в студию рано. Там не было никого из ‘Вариаций’, кроме Славко, и стояла относительная тишина, так что доктор Вернер просто смотрел на рукопись ‘Анатомии’, не добавляя к ней ни слова.

— Послушайте, — сказал я. — Во-первых, проигрыватель Стамбо не приспособлен для глубинных записей.

— Их можно проиграть даже на обычной машине, — невозмутимо заметил доктор Вернер. — Эффект получается любопытный — звук слабый и со странным эхо, которое может даже усилить мощь колдовских чар.

— И я посмотрел в его каталог, — продолжал я, — у него не было ни единой записи ‘Pater Noster’ Перголези.

Доктор Вернер расширил свои невероятно голубые глаза.

— Но, естественно, каталожная карточка должна была исчезнуть вместе с пластинкой, — запротестовал он. — Магия учитывает современное развитие.

— Подождите минутку! — внезапно воскликнул я. — Эй, да я блистателен! Об этом-то Абрахамс и не подумал. На сей раз я раскрываю дело.

— Да, мой дорогой мальчик? — мягко проговорил доктор Вернер.

— Смотрите: вы не можете воспроизвести глубинную запись задом наперед. Это не сработает. Представьте спираль канавки. Если вы поместите иглу во внешний конец канавки, она просто будет там трепыхаться — точно так же, как если вставить ей во внутренний конец канавки нормальной пластинки. Чтобы воспроизвести ее задом наперед, нужно некое переключение передач, которое заставило бы диск проигрывателя вращаться в обратном направлении.

— Но у меня оно есть, — ласково проговорил доктор Вернер. — И дает возможность проводить необычайно интересные эксперименты со звуком. Несомненно, у мистера Стамбо оно тоже было. Нечаянно переключить его достаточно просто; мистер Стамбо выпивал… Скажите мне: тот вращающийся диск, который вы видели… Он крутился по часовой стрелке или против?

Я постарался припомнить, и будь я проклят, если знал это. Мне казалось само собой разумеющимся, что по часовой стрелке; но если бы понадобилось поклясться… Вместо этого я спросил:

— Полагаю, у капитана Клатсема и епископа Клойстергемского тоже были переключения на вращение против часовой стрелки?

— Естественно. Еще одна причина его иметь для столь серьезного коллекционера, как мистер Стамбо. Видите ли, диски компании ‘Fonogrammia’, небольшой, малоизвестной фирмы, которая, однако, могла похвастаться несколькими превосходными исполнителями, работавшими с ней по эксклюзивному контракту, проигрывались именно так.

Я уставился в эти прозрачные лазурные глаза. Я понятия не имел, были ли записи ‘Fonogrammia’, проигрывавшиеся против часовой стрелки, желанной целью каждого коллекционера или возникшей только что легендой.

— И, кроме того, — настаивал я, — Абрахамс показал, как это было сделано. Его навел на мысль пылесос. Стамбо приобрел воздушный шар в форме человека, имеющий соответствующие размеры, младшего брата тех монструозных фигур, что носят на парадах. Он надул его и одел в свой костюм. Затем спустил воздух, оставив в идеальном порядке одежду, внутри которой не было ничего, кроме сморщенного куска резины, который он мог вытащить, просто расстегнув рубашку. Абрахамс нашел в Сан-Франциско всего одну фирму, производящую подобные воздушные шары. Клерк опознал Стамбо как покупателя. Итак, Абрахамс купил дубликат и сыграл такую же шутку со мной.

— А пылесос? — нахмурился доктор Вернер.

— Пылесос запускают в обратном направлении, чтобы надувать большие воздушные шары. И его используют обычным способом, чтобы спускать из них воздух; если его просто выпустить со свистом наружу, они могут рваться.

— Клерк, — и это слово, само собой, прозвучало как ‘кларк’, — уверенно опознал Стамбо?

Я заерзал под пронзительной голубизной взгляда.

— Ну, сами знаете, эти опознания по фотографиям…

— Естественно, знаю. — Он взял тщательно рассчитанную паузу. — А проигрыватель? Почему его диск все еще вращался?

— Полагаю, случайно. Стамбо, должно быть, задел выключатель.

— Который выступал наружу так сильно, что его можно нажать случайно?

Я мысленно нарисовал себе проигрыватель. Представил выключатель и глубину, на которую нужно погрузить руку, чтобы до него дотянуться.

— Пожалуй, что нет, — согласился я. — Не совсем…

Доктор Вернер снисходительно улыбнулся мне.

— А для чего Стамбо предпринимать столь тщательно продуманные маневры?

— Слишком много угрожающих родственников-мужчин на хвосте. Он намеренно инсценировал все это выглядящее ах каким загадочным, чтобы никто не заметил того простого факта, что он всего-навсего убрался куда подальше. Абрахамс поднимет тревогу по всем направлениям; его в любом случае поймают в ближайшие дни.

Доктор Вернер вздохнул. Его руки мелькнули в воздухе, выражая бесконечно смиренное терпение. Он подошел к своему проигрывателю, достал пластинку, поставил ее на вращающийся диск и отрегулировал несколько переключателей.

— Пойдемте, Славко! — громко объявил он. — Поскольку мистер Лэмб предпочитает правде резиновые шары, мы предоставляем ему особую привилегию. Мы удаляемся в другую комнату, оставляя его здесь наедине с записью Карины. Его самоуверенный материализм наверняка пожелает проверить эффект ее проигрывания наоборот.

— А? — сказал Славко, перестав колотить по камню.

— Пойдемте, Славко. Но сначала вежливо попрощайтесь с мистером Лэмбом. Быть может, вы его больше не увидите. — Доктор Вернер остановился в дверях и оглядел меня с чем-то, похожим на искреннее беспокойство. — Мой дорогой мальчик, — тихо проговорил он, — вы не забудете, что слова надо произносить наоборот?..

Он ушел, а за ним (с прощанием не более вежливым, чем ворчание) и Славко. Я остался наедине с Кариной и с возможностью опровергнуть сказочное повествование доктора Вернера раз и навсегда.