Дальнейшие похождения царевича Нараваханадатты

А пока Мриганкадатта говорил все это, дневное светило склонилось на покой к вершине горы Заката, и все они тоже ушли спать в шатры, сооруженные, как полагалось, для них мастеровыми.

Наступило утро, и царевич послал Гунакару к другу своему Шактиракшите, властителю киратов [233] , чтобы позвать и его. Поспешил туда министр и рассказал тому обо всем, что случилось. А через несколько дней пришел вместе с ним повелитель киратов во главе могучего войска. Десять раз по сто тысяч пеших воинов, да двести тысяч конных, да тьма слонов, на каждом из которых сидели великие герои, да восемьдесят восемь тысяч боевых колесниц следовали за Шактиракшитой, затмившим небо своим зонтом и знаменами. Вышел навстречу ему радостный Мриганкадатта со своими друзьями и министрами, почтил царя своим приветствием и провел его в лагерь. Тем временем и другие друзья и сородичи царя матангов и Маябату собрались туда, узнав все от послов, и все ширился лагерь, словно океан, от сотен армий, вливающихся в него, точно реки, и рос гул над лагерем, словно рев океанских волн, и все это радовало душу Мриганкадатты. Всех царей почтил Дургапишача подношениями жемчуга, мускуса, одежды, отменного мяса, хмельного питья, а Маябату устроил для них отменные омовения, умащение благовониями, еду, питье и ложа, и Мриганкадатта принял участие в трапезе со всеми царями, каждый из которых сидел на положенном ему по чину месте, и даже царь матангов сидел неподалеку от царевича, ибо деяния, место и время определяют человека, а не он сам по себе.

233

кираты — название ряда горных народностей и племен.

На следующий день, когда вновь прибывшие силы киратов и прочих отдохнули, Мриганкадатта, сидя в собрании царей на троне из слоновых бивней, после того как был воздан ему почет и все лишние были устранены, сказал повелителю матангов и прочим своим друзьям: «Что же мы теперь теряем время? Почему бы не поспешить со всеми силами к Удджайини?» И возразил ему тогда на это брахман Шрутадхи: «Послушай, божественный, что думают об этом знатоки политики. Желающий одержать победу прежде всего должен рассудить, что исполнимо, а что — нет. От замысла, для выполнения которого нет средств, следует отказаться. Если же средство обеспечивает выполнение дела, то может оно быть четырех видов — замирение, подношение, разъединение сил недруга и сила. Первый из них наилучший, а все прочие — каждый хуже предыдущего. Посему, божественный, прежде всего следует попытаться использовать примирение. Поскольку царь Кармасена не алчен, дары успеху не послужат. И сеять раздоры также не годится, так как нет у него людей озлобленных, алчных или обиженных. Что до применения силы, так этот царь живет в труднодоступной стране, и есть у него могучая армия, благодаря которой никто из царей его не одолевал, и потому применение силы сомнительно. В бою даже очень могущественные не могут полагаться на Деву победы, да и не годится сватающемуся учинять расправу над родичами желанной девушки. Так что следует послать к Кармасене посла с предложением примирения, а уж если посольство не будет иметь успеха, тогда и будем мы вынуждены прибегнуть к силе» [234] .

234

…Тогда будем мы вынуждены прибегнуть к силе — военное решение межгосударственного конфликта с древнейших времен рассматривалось индийскими теоретиками политики как самая крайняя мера, применяемая лишь в том случае, если все иные методы решения уже использованы.

И все согласились с тем, что сказал Шрутадхи, и стали хвалить да восславлять его осведомленность в ведении государственных дел. Затем, посовещавшись со всеми, отправил Мриганкадатта послом к царю Кармасене лучшего из брахманов из свиты царя киратов, наделенного необходимыми для этого качествами Сувиграху и вручил ему свое послание. Отправился посол в Удджайини и, когда имя его было провозглашено пратихарой, вошел в блистательный дворец, подходы к которому были заполнены прекрасными конями и слонами, и увидел самого царя Кармасену, восседающего на троне, осведомился, здоров ли он, и приветствовал его, и после этого Сувиграха вручил царю послание.

И тогда, взяв его, министр Кармасены, звавшийся Праджнякоша, поспешил сломать печать и весьма внятно прочел: «Да будет благо! Достойный Мриганкадатта, украшение круга земного, сын повелителя Айодхьи, верховного владыки над великими царями, Амарадатты, стоящий вместе со всеми подвластными ему царями в лесу у подножия крепости Карабхагрива, свидетельствует свое почтение великому правителю Удджайини царю Кармасене, истинному месяцу Молочного океана своего рода, и сообщает следующее: есть у тебя дочь на выданье, и ты ее никому не давай, а отдай в жены мне, ибо самими богами ей предназначено быть моей супругой, и будет благодаря этому между нами дружба, и погибнет прежняя неприязнь, а если нет, то обращусь к силе моих рук, чтобы добыли они мне желанное».

Дочитал министр Праджнякоша послание, и обратился тогда разгневанный Кармасена к министрам: «Всегда они были к нам враждебны. И посмотрите, как этот недостойный, не знающий своего места, обращается к нам — по невежеству себя он поставил первым, а нас на второе место, да еще в конце он, чей ум помутился от чванливости, бахвалится геройством. Так что не считаю я достойным посылать ответ на такое послание. Что уж говорить о сватовстве! Ступай, посол, и пусть твой господин как знает, так и поступает.» 

Выслушал посол брахман Сувиграха слова Кармасены и, полный достоинства, ответил высокородному: «Глупец, хвастаешься ты, не видя царевича, но явится он сюда, и узнаешь ты тогда разницу между собой и им!» Зашумело царское собрание при таких словах, и царь, разъяренный, крикнул:,Прочь отсюда! Ты неприкосновенен, и ничего мы не можем сделать с тобой!» И одни в злобе скрежетали зубами, прикусывали губы, размахивали руками и восклицали: «Почему не убьем мы его теперь же?!» А другие, владевшие собой, возражали: «Что злиться впустую на болтовню этого молодца? Пусть уходит! Будет видно, что нам делать!» Третьи же, с лицами, искаженными гневом, стояли молча, хмуря брови, словно намекая на натянутые луки [235] .

235

Сцена приема посла царем Махасеной написана очень живо и не только содержит типичные образцы послания и устного ответа на него, но и свидетельствует о том, что посол пользовался неприкосновенностью.

Вышел из этого разъяренного сборища посол Сувиграха, и отправился в лагерь к Мриганкадатте, и рассказал ему и его друзьям все, что было произнесено Кармасеной, и тогда царевич приказал войску выступить в поход. И словно порывом ветра вздыбленный океан по велению владыки пришел в движение океан войска, в котором пешие воины, кони и слоны двигались подобно морским чудовищам. И в то время как все это вызвало удовлетворение в душах царей и их союзников, в душах людей возникало смятение, порождавшее ужас.

Так Мриганкадатта, покрыв землю пеной, падающей с взмыленных коней, и слоновым потом и оглушая мир громом боевых барабанов, двинулся к Удджайини за победой.

Волна тридцать шестая

Затем во главе войска преодолел Мриганкадатта вместе с друзьями горы Виндхийские и подошел к пределам Удджайини. Узнав об этом, царь Кармасена приготовился, доблестный, к битве и вышел из города ему навстречу. Когда сблизились они так, что различали уже друг друга, завязалась между их полчищами битва, радующая героев. Уподобилось поле сражения жилищу Хираньякашипу [236] , полному трусливых асуров, трепещущих от рева человеко-льва, и покрылось небо тучами стремительных стрел, непрерывно уничтожающих воинов, как саранча траву. От ударов мечей сыпались со слоновых налобий жемчуга, словно с разорванного от волнения ожерелья богини Победы, и поле битвы походило на пасть бога Смерти, острые клыки которого в виде копий вонзались в людей, коней и слонов. Взлетали к небу головы воинов, словно для того, чтобы поцеловать небесных дев, а тела этих героев продолжали танцевать на каждом шагу, будто в восторге от битвы, озаренной присутствием их повелителя. Так пять дней и ночей среди рек крови и гор из мертвых голов кипела битва, погубительница героев.

236

…уподобилось поле сражения жилищу Xираньякашипу — имеется в виду легенда о том, что некогда Прахлада, сын дайтьи Хираньякашипу, вопреки воле отца стал поклоняться Вишну. Поскольку Хираньякашипу не мог быть убит ни зверем, ни человеком, он осмеял могущество Вишну и его вездесущность, сказав, что Вишну нет, например, в каменной колонне, ударив при этом ее ногой. Тотчас же колонна разверзлась и из нее явился сам Вишну в образе человеко-льва — существа, которое не было ни зверем, ни человеком, и растерзал Хираньякашипу.

А на пятый день, когда смерклось, пришел тайком к Мриганкадатте, сидевшему вместе с министрами, брахман Шрутадхи, и рассказал: «Пока вы здесь сражаетесь, я под видом монаха проник в Удджайини через ворота, оставленные почти без стражи, и слушай, божественный, поведаю я тебе, что мне, оставшемуся благодаря моему знанию невидимым, удалось разузнать». Только отправился раджа Кармасена на битву, как с позволения матери Шашанкавати вышла из дома и пошла в храм Гаури, чтобы молить богиню об успехе ее отца в бою, и, пока была там, вот что поведала по секрету одной верной своей подруге: «Ради меня, подружка, пошел отец на это сражение; и если одолеют его, то отдаст он меня в жены этому царевичу. Ведь ради интересов государства не считаются цари с любовью к детям. А я не знаю, достоин ли меня царевич, и не ведаю, безобразен он или красив. По мне же лучше умереть, чем любить урода. По мне пусть муж даже бедняк, только был бы он хорош собой, а если урод, так пусть хоть повелевает всей землей, не пойду я за него! Так ступай, подруженька, к войску, посмотри, каков он есть, и возвращайся! Благодаря мудрости твоей, счастливица, и имя дано тебе Чатурика — «сметливая». Как только Шашанкавати наказала так подруге, пошла Чатурика, и ловко пробралась в наш лагерь, и, увидав тебя, могущественный, вернулась, и рассказала царевне так: «Что уж говорить, подруга милая, даже у великого змея Васуки не хватило бы языка, чтобы описать красоту царевича. Но скажу тебе, что как нет на земле равной тебе по красоте, так и ему нет на земле равного. Да что это я говорю! Что там на земле! Во всех трех мирах нет ни сиддха, ни гандхарвы, ни бога, равного ему!» 

После того, что рассказала ей о тебе подруга, сердце Шашанкавати любовью, словно стрелами бога любви, оказалось пригвождено к тебе. С этого мгновения желает она успеха и тебе, и своему отцу, а от разлуки с тобой и от подвижничества стала таять. Ступай ночью тайком в храм Гаури, где никого сейчас не бывает, и унеси незаметно оттуда Шашанкавати, и помести ее во дворце Маябату. А затем за тобой и все эти цари, охраняя тыл от ярости врагов, пойдут вместе со мной. И пусть эта война, истребительница воинства, будет кончена так, чтобы и ты и твой тесть были целы и невредимы. Считают мудрые, что среди всяких средств политики война самое пагубное, за которое расплачиваются жизнями, и к этому пути прибегать нужно только в крайности».

Как Шрутадхи посоветовал, так Мриганкадатта и сделал — он и его министры вскочили на коней, и тайно под покровом ночи отправились в Удджайини, и проникли в город, в котором оставались только спящие женщины, дети да лишь немногие стражники, спавшие у ворот. По указанным Шрутадхи приметам нашел он святилище Гаури, стоявшее в просторном саду, называвшемся Пушпакаранда, и озаренное лучами месяца только что украсившего собой лик Востока. А там в это время среди спящих подруг, утомленных службой, сидела Шашанкавати, к которой сон не шел, и раздумывала: «Вот ради меня цари, и царские дети, и многие герои с обеих сторон день за днем друг друга убивают. А ведь царевич, из-за меня затеявший эту войну, когда-то предназначен мне в мужья самой Амбикой, явившейся мне во сне. И бог любви, непрерывным потоком стрел без промаха рассекающий мое сердце, отдал его царевичу. Почему же батюшка меня, несчастную, не отдаст Мриганкадатте? Из-за прежней вражды, из-за гордости или, как я сегодня слышала, из-за неудачного послания? Ежели судьба отвернулась от меня, то что толку в предсказании, богини, услышанном мною во сне?! Вижу я, что никак не достичь мне возлюбленного. Ах, почему не покончить с собой, пока не пришла мне с поля битвы какая-нибудь недобрая весть о нем или о батюшке!»