«Дальше… дальше… дальше!»
Шрифт:
Свердлов. Идет другой разговор: как много в жизни, в революции особенно, зависит от тех, кто на капитанском мостике. Вопрос, который интересует всех.
Бухарин. Кроме тех, кто на капитанском мостике.
Ленин стремительно ходит по квартире, он явно не спокоен. Плеханов и Мартов поднимаются со своих мест.
Перемена света.
Плеханов.
Мартов. А я по праву старого… бывшего друга.
Ленин(резко). У меня сейчас нет времени на пустые разговоры. Позиции определились, баррикады возведены, доводы друг друга знаем наизусть, в чем смысл новых разговоров?
Мартов. В том, что сегодня перед нами весь ваш опыт, мы можем его спокойно проанализировать и сделать выводы, которые понадобятся тем, кто захочет стать на ваш путь.
Ленин. Почему в этот момент, когда нервы у меня натянуты до крайности, я должен вас слушать?
Плеханов. Да потому, черт возьми, молодой человек, что мы социалисты! Мы разошлись с вами в путях и методах осуществления идеи, но идея-то у нас одна! И любая ваша трагедия — это наша, и наоборот! И кто не будет чужую беду воспринимать как свою собственную, — тот не социалист!
Мартов. Большевики были и остались для меня товарищами, правда, совершающими ужасную ошибку, но все равно товарищами.
Ленин. Ваша ненависть к нам, доходящая до неприличия, сделала вас сегодня знаменем антибольшевизма.
Плеханов. Не отрицаю.
Ленин. А завтра…
Плеханов. Вы отлично знаете, что будет завтра! Завтра ко мне явится Савинков и предложит как самому авторитетному социалисту возглавить новое правительство, которое огнем и мечом уничтожит власть Совета Народных комиссаров. И вы знаете, что я ответил ему! «Я сорок лет жизни отдал рабочему классу не для того, чтобы расстреливать его в ту минуту, когда он ошибся!»
Ленин. Да, я знаю об этом.
Плеханов. А я знаю, что будет с вами через пять лет, как вам поможет в борьбе с проклятой болезнью ваш соратник, ставший вашим надзирателем. И эта трагедия, которая случилась с вами в конце жизни, дает мне надежду, что вы услышите меня.
Ленин. Ну, какой надзиратель? Все гораздо сложнее.
Мартов. После того как были опубликованы дневники твоих дежурных секретарей, где они записывали все свои разговоры с тобой, весь мир знает, какую борьбу ты вел зимой 23-го года за свое право сказать партии последние слова. Как подворовывал лишние минуты диктовок, как мучился без газет и информации. Не надзиратель? Но он же знал, что ты воспринимаешь его опеку как личную несвободу, Фотиева ему аккуратно все докладывала, он же знал что лечебный режим — полная изоляция от всей жизни — который он вокруг тебя создал, ты воспринимаешь как результат его указании врачам, а не наоборот. Если видел, знал, что доставляет столько мучений, столько страданий, почему не отказался, почему не отошел в сторону?
Сталин. Я отказывался, но мою просьбу не удовлетворили.
Мартов. Молчащий, болеющий Ленин устраивал, диктующий — никогда. Вчера генсека потребовал заменить,
а что завтра? Поэтому еще строже режим, еще строже изоляция, еще страшнее кары нарушителям.Перемена света.
Сталин. Послушайте, Крупская, я хочу говорить с вами. Как самочувствие Владимира Ильича? Что нового сегодня на этом фронте?
Крупская. Сносно, но не более того.
Сталин. Я послал ему виноград и груши, мне из Тифлиса товарищи привезли. Это очень хороший виноград, осенний.
Крупская. Спасибо.
Сталин. Скажите, Крупская, а вам известно решение Политбюро о больничном режиме Ильича, вас с ним ознакомили?
Крупская. Да, а что такое?
Сталин. На последнем пленуме ЦК обсуждался вопрос о внешней торговле, который страшно волнует нашего больного.
Крупская. Его волнует, что вы, Бухарин и другие цекисты могли совершить такую ошибку.
Сталин. Он направил Троцкому письмо, из которого даже ребенку ясно, что Ильич в курсе всех дел.
Крупская. Ну и что?
Сталин. Кто вам дал право нарушать решения Политбюро?
Крупская. Вы что это, всерьез?
Сталин. Кто дал вам право информировать Ленина о событиях политической жизни? Вы что, не понимаете характер болезни Ильича? Малейшее волнение может кончиться катастрофой. Нельзя играть судьбой партии.
Крупская. Я что-то ничего не понимаю.
Сталин. Не понимаете? Вы думаете, в партии две дисциплины — одна для всех, другая для жены Ленина? Во что превратится партия, если в ней будет две дисциплины — одна для простых, другая для избранных? Я вам прямо говорю: мы этого не потерпим! Как Генеральный секретарь я запрещаю вам говорить с Лениным на политические темы!
Крупская. Да я лучше всякого врача…
Сталин. Не лучше. Нет и не будет ни у кого монополии на Ленина — ни у жен, ни у сестер… Поднимется, встанет на ноги — тогда пожалуйста!
Крупская. Что вы сказали?
Сталин. Иначе я буду вынужден при все моем уважении к вам поставить вас навытяжку перед Контрольной комиссией. И что решит Контрольная комиссия — пусть у вас иллюзий не будет! Здоровье Ленина — это не ваш семейный капитал. Это капитал всей партии.
Крупская. Жене лучше знать…
Сталин. Спать с вождем не значит знать вождя!
Крупская. Да как вы смеете!
Перемена света.
Ленин. Что с тобой, Надя? Ты чем-то взволнована?
Крупская. Нет, нет, просто быстро шла, устала. Полежу немного. (Отходит в сторону, Каменеву.) Лев Борисович!
Каменев. Да, Надежда Константиновна.
Крупская. По поводу коротенького письма, написанного мною под диктовку Владимира Ильича с разрешения врачей, Сталин позволил себе… по отношению ко мне… грубейшую выходку.
Каменев. Умоляю вас, не волнуйтесь.