Дальше фронта

– Ты, капитан, думаешь, лихой очень? Верю! А вот тоже не геройствуй слишком. Знаешь, что на войне самое главное?

Что тут ответишь, на войне много главного: и оружие, и оценка противника, и мозги собственного начальства, и везение…

Но Желтовский ответа и не ждал. Назидательно подняв палец, он привстал, качнулся, чуть не обрушив стол со всей посудой.

– На фронте главное – выжить, Вадим Петрович. Вот чего…

Всю дорогу вниз по лестнице – в лифт отчего-то садиться не захотелось – Ляхов пытался вспомнить, назвал ли он между прочим Желтовскому свое имя, или же…

Вместе с поступившим из Израиля вспомоществованием чем не очередной намек?

До самых казарм Вадим шел пешком, на всякий случай переложив пистолет из кобуры в карман плаща. Не потому, что остерегался уличных преступников, в этом смысле Москва – один из самых спокойных городов мира. А вот какого-нибудь, специально против него направленного эксцесса не исключал. Потому что не оставляла смутная, до конца не оформленная тревога.

Интуиция редко его подводила, но сейчас он никак не мог определить, к сегодняшней ли ночи относится его беспокойство или ко всему предприятию в целом.

Во время пешеходных прогулок Ляхову всегда думалось гораздо лучше, чем за кабинетным столом, и он начал соображать, как следует вести себя в походе.

Прокладка маршрута сама по себе трудности не представляла. От Смоленска до Москвы они совсем недавно прошли, что называется, своими ногами. Однако в тот раз у них была совсем другая цель – добраться домой без потерь и к жестко фиксированному сроку. Всячески избегая встреч с отечественными некробионтами.

Поэтому пробирались они нередко второстепенными и даже проселочными дорогами, огибая все более-менее крупные населенные пункты и вообще места, где могли бы оказаться скопления новопреставленных покойников. Тактика себя оправдала, всего несколько раз им попадались сравнительно небольшие группки, неизвестно с какой целью бродящие по полям в окрестностях дорог.

Ну и в этот раз следует поступать так же. Использовать пути, пролегающие в стороне не только от кладбищ, но и от крупных городов, больниц и госпиталей, где показатели стандартной или экстраординарной смертности способны создать нежелательную концентрацию отвлекающего фактора.

Тогда, кстати, Ляхов с друзьями постоянно обсуждали интересный, имеющий не только теоретическое, но и практическое значение вопрос – а каков же естественный срок существования покойников в полевых условиях? То есть, не имея возможности подпитаться жизненной силой живых, сколько времени они могут так вот скитаться по печальным полям Аида, испытывая, по словам Шлимана, мучительный, сводящий с ума голод?

Израильский капитан, по его словам, до встречи с ними продержался не менее двух недель, впрочем, там тоже имело место довольно значительное несовпадение его и их субъективного времени. Так что эксперимент не чистый.

Загадкой было и то, на какое время хватило ему «подкормки» из парной говядины и гемостатической губки. К моменту их прощания выглядел капитан на удивление хорошо и в будущее, если так можно выразиться, смотрел с оптимизмом.

Ляхов очень жалел, что не удалось ему разговорить Шлимана по-настоящему, на профессиональном уровне. Да что теперь-то жалеть? Им было совсем не до научных изысканий, все мысли вертелись вокруг того, как самим выжить да домой суметь вернуться.

Кроме того, вспомнил Вадим, и сам капитан старательно уходил от расспросов, касавшихся его биохимической и психической сущности, отвечал только тогда, когда видел в этом собственный интерес. А в конце вообще начал говорить намеками и загадками. «Обжился и адаптировался», как выразился в его адрес Розенцвейг.

И что случается с некробионтами, когда у них заканчивается моторесурс? Действительно ли они переходят «на следующий уровень нематериальности» или просто падают в какой-то момент и остаются догнивать на поверхности земли?

Но за время странствий им ни разу не попадались брошенные владельцами скелеты.

И вообще, самой большой загадкой Ляхов считал даже не это. Если население европейской части России западнее Москвы составляет примерно 150 миллионов человек, то ежедневно умирает что-то около тридцати тысяч. Тогда, принимая срок пребывания в стадии некробиоза хотя бы месяц, получим контингент почти в миллион экземпляров. Не так уж много, если равномерно распределить по всей территории, но и не мало.

Между Москвой и Смоленском, таким образом, их должно бродить тысяч пятьдесят. А за счет высокой плотности населения – даже больше. Шесть дивизий. Реально же встретилось только несколько сотен. Остается допустить, что покойники сбиваются в стаи и куда-то мигрируют. Но зачем?

Может быть, есть у них специальные «места зимовки» или «сборные пункты»? Ну да, остается только предположить существование некоего загробного управления кадров, которое оперативно учитывает и распределяет вновь поступивших. Кого в ад, кого в рай, кого в чистилище для углубленной проверки и вынесения окончательного решения.

А если без шуток, так следовало бы организовать широкие, многоплановые исследования на натурных объектах. К примеру, отловив достаточное количество некробионтов, снабдить их радиомаячками и отпустить на волю, чтобы наблюдать за миграцией и образом жизни. Причем одних при этом накормить, а контрольную партию – нет. Но вместо этого Ляхову предстоит заниматься совсем другими делами.

Уваров выделил ему для сна отдельный чуланчик рядом со штабной комнатой, а сам лег вместе с офицерами в общем дортуаре. Так что можно поработать спокойно, не лишая товарищей последних минут сна в тепле и под крышей.

Законченная, должным образом склеенная, поднятая и сложенная карта манила, прямо-таки требовала, чтобы к ней прикоснулся наконец остро отточенный карандаш.

Значит, до самого Минска, а то и до Барановичей вопросов не возникает. Прекрасное восьмиполосное шоссе идет практически параллельно железной дороге. Если выйти на него и ударить по газам, то по пустой дороге можно добраться к границе меньше, чем за сутки. То же самое, если поставить на рельсы бронедрезину, а еще лучше паровоз или тепловоз со щитом мощного снегоочистителя, чтобы убирать с рельс посторонние предметы, вроде брошенных на перегонах локомотивов и вагонов.

Но это, если представить себе поход как развлекательную поездку или, выражаясь по-военному, как стремительный рейд к заранее намеченной цели. «Не вступая в бой и обходя укрепленные пункты противника».

У них же задача совсем другая. Разведка и одновременно оборудование маршрута, по которому можно наладить безопасное и ритмичное движение сотен воинских эшелонов, десятков тысяч людей с вооружением и техникой. Обозначить места дозаправок, пунктов питания, размещения гарнизонов на узловых станциях, и так далее, и тому подобное.

Следовательно, темп движения будет в несколько раз ниже. В лучшем случае километров полтораста, от силы двести в день. Тогда как раз и удастся уложиться в отведенную на выполнение приказа неделю.

От Барановичей им самим придется решать, куда двигаться дальше – через Волковыск и Белосток на Остроленку или же через Брест на Радом. В любом случае, с фланговым обходом Варшавы, с севера или с юга.

Прямо на Варшаву Ляхов идти не собирался. Двухмиллионный город, в котором идут бои, уж точно будет полон некробионтов, причем вооруженных. И наших, и «ихних». Вот, кстати, еще интересная задачка – как они поведут (или уже ведут) себя при встрече? Мертвые русские солдаты и повстанцы? Продолжат то, что не успели при жизни, или, забыв былые распри, объединятся в поисках пищи, которая прибудет к ним сама и в вызывающих восторг количествах?