Дама Пик

А поскольку, кроме нас, на островке не было никого, мы не утруждали себя такой тяжелой физической работой, как надевание какой бы то ни было одежды. Теплое море и жаркое солнце пробудило в нас жизненную энергию, и мы трахались везде, где только можно. И на верхушке той скалы, и вон под теми кустиками, и в катере, и в постели, и в море, и на песке, и… в общем – везде.

А вчера, забравшись на самое высокое из восьми имевшихся на острове деревьев, чтобы осмотреть с него горизонт, я обнаружил недалеко от верхушки вырезанную на коре надпись на английском языке.

Надпись гласила:

«А на этом дереве вы еще не трахались?»

Я почесал затылок и крикнул Наташу. Когда она забралась ко мне наверх, я показал ей надпись. Мы были несколько уязвлены, а потом почувствовали себя собственными далекими предками, жившими еще до эры слезания с деревьев, и тут же исправили досадное упущение целых два раза.

Так продолжалось десять дней, и они показались мне десятью месяцами, проведенными в раю. Аренда островка заканчивалась через четыре дня, но если бы мы захотели, то могли продлить ее хоть на всю жизнь, знай плати. И за эти бесконечные десять дней, наполненные солнцем, морем и наслаждениями, мы по молчаливому уговору ни разу не вспомнили ни о тюрьме, которую я покинул так эффектно, ни о ворах, ни об арабах с их Коранами.

Иногда меня подмывало расспросить Наташу хотя бы о том, как ей удалось организовать мой побег, но, прикусив язык, я молчал, и правильно делал. Незачем было портить такой хороший отдых такими плохими разговорами. Но всему приходит конец, и когда до конца наших двух недель осталось четыре дня, Наташа, как бы чувствуя, что мы достаточно отдохнули, а теперь можно и о делах скорбных покалякать, сказала, что сегодня вечером мы нарушим наш обет молчания, и все друг другу расскажем, и все друг с другом обсудим.

Я кивнул, не открывая глаз, и перевернулся на живот, подставив солнцу спину. Но потом передумал и пополз в море. Оно было недалеко, всего метрах в двух. Так и не открывая глаз, я вполз в теплые волны и улегся таким образом, чтобы на поверхности воды оставалось только мое лицо. Снова раскинув руки, я слушал, как теплая морская вода вливается ко мне в уши и выливается обратно. По мне кто-то пробежал, и, скосив глаз, я увидел маленького краба, сидевшего на моем животе и грозившего мне миниатюрной клешней.

Это было забавно, и я расслабленно засмеялся.

– Что там? – голос Наташи прозвучал не громче шороха волн.

– Краб, – ответил я и закрыл глаз.

– А-а-а…

– На этом наш краткий диалог закончился, и в ближайшие полчаса мы не произнесли ни слова.

Наконец я почувствовал, что неплохо было бы и подкрепиться.

Чудовищным усилием воли я оторвал свое тело от воды, которая уже приняла меня за предмет береговой обстановки и начала потихоньку заносить мелким песочком, и встал.

– Пошли в дом, – сказал я Наташе, лежавшей, раскинув руки и ноги, в нескольких шагах от меня, – я хочу есть.

– Пошли, – ответила она и даже не пошевелилась.

Если бы это имело смысл, я облил бы ее водой. Но здесь, при таких температурах, она только поблагодарила бы меня и попросила бы сделать это еще разочек. Я огляделся и ничего не придумал. Можно было, конечно, бросить в нее камень, но ведь она же не Магдалина, а кроме того, я и сам не без греха.

Поэтому я выбрал наиболее гуманный, но более надежный способ и просто сказал:

– Ну, как хочешь. А я пошел.

И я действительно пошел, преодолевая заразную греческую лень.

Но, как и следовало ожидать, не успел я отойти на двадцать шагов, как за моей спиной послышался негромкий стон, а потом раздался тихий голос:

– Как я тебя ненавижу!

После этого зашуршал песок, и Наташа, ругаясь вполголоса, потащилась за мной.

В доме царила приятная прохлада.

На дисплее кондиционера было всего лишь плюс восемнадцать.

Я прошел в душ, дававший опресненную электричеством воду, и смыл с себя соль и песок. После меня в душ устремилась Наташа, а я тем временем прошел в гостиную, в одном из углов которой была оборудована сверкавшая никелем и кафелем модерновая кухня.

Холодильник, занимавший среди кухонного оборудования особое, почетное место, был таких размеров, что сквозь его дверь мог бы спокойно пройти верблюд, груженый тюками с контрабандой. Ну, верблюдов на острове, понятное дело, не было, зато в холодильнике было много чего полезного и вкусного.

Первое, что я взял с полки, открыв большую, как калитка Летнего сада, дверь, было, естественно, пиво. Шесть холодных бутылочек, соединенных картонной рамкой… Кайф!

Я поставил пиво на стол и спросил у вышедшей из душа голой и мокрой Наташи:

– Что будешь есть?

Она пожала плечами и ответила:

– А мне все равно. Что ты будешь, то и я.

Я кивнул и снова повернулся к холодильнику.

Стоя перед его открытой дверью, я чувствовал, как оттуда струится морозный воздух, холодивший мои босые ноги. Это было почти так же приятно, как выскочить из парилки на снег.

Я, надо сказать, тоже был голым и мокрым. На этом благословенном эллинском островке, который, возможно, в свое время посещал какой-нибудь Улисс или Геракл, полностью пропадало желание напяливать на себя какие-то тряпки, и мы с Наташей постоянно ходили голые.

Голые и мокрые.

Некоторые считают, что постоянное созерцание обнаженной натуры делает людей равнодушными к сексу.

Чушь!

Островок мы с ней, конечно, протрахали, где могли, ну а уж в домике не делали этого разве что в холодильнике.

Надо будет поделиться этой мыслью с Наташей, подумал я и, переступив с ноги на ногу, потому что ступни начали мерзнуть, выхватил из холодильника две банки российских крабов «Чатка» и захлопнул его тяжелую дверь.

Через некоторое время мы уже раскинулись на огромной тахте и, потягивая мое любимое пиво «Грольш», пялились в телевизор.

Вообще-то называть телевизором плоский плазменный экран шириной в метр, висевший на стене напротив тахты, было так же неуместно, как назвать самокатом сверкающий хромом «Харлей Дэвидсон».

Но пока другого слова придумано не было, так что…

Тахта была завалена упругими ковровыми подушками и валиками.

Между прочим, до меня только тут, в этом греческом раю, дошло, для чего существуют валики. Раньше, в детстве, я недоумевал – какой дурак выдумал такие неудобные спинки для дивана?