Дама с единорогом

Взяв Бена на руки и позвякивая самодельной деревянной погремушкой, Присси села на прежнее место:

— Так она красивая, эта сеньора?

— Пожалуй, что и красивая, — согласился Метью.

— Чего ж ей не быть красивой, если спина по вечерам не болит? — пробурчала Мейми. — Ест да спит, от скуки мается, не то, что мы! Посмотрела бы я на её красоту, если бы ей пришлось, как мне, до восхода вставать, детей кормить, еду готовить, корову доить, будить Дрю, чтобы он выгнал её в поле, а после расталкивать старших сыновей и вместе с ними идти работать в поле? Быстро бы подурнела. А ведь мы ещё хорошо живём, вечное ярмо на шее не тащим! Сеньоры-то деньги лопатой гребут, живут в своё удовольствие, а мы всю жизнь на них горбатимся. Вот она, Присси, откуда их красота берется!

Присси сняла с очага котелок. Облизнувшись, она перелила похлёбку в большую миску, достала ложки и поставила всё это на стол.

— При прежнем сеньоре и впрямь худо было, — протянул Сайрас. — От зари до заката пять дней в неделю спину на него гнули, за всё втридорога платили. А кто платить не мог — прощайся со свободой, иди в кабалу. Мы едва от этого убереглись, но какой ценой? У отца руки до крови были стёрты, мать ночами не ложилась.

— Ещё бы! После того, как дед баннерета перед смертью выкупил имение, они совсем разорились. А ведь каждому хочет перед другими своим богатством почваниться — вот он и наполнял свои сундуки нашей кровушкой! Только как покойный барон ни старался, всё равно почти ничего не оставил.

— Отец хотя бы для сына старался, а нынешний сеньор все наши денежки тратит на новых собак. Одна охота на уме! Слава Всевышнему, хоть поля не топчет, а то бы все труды прахом пошли!

— У нас тут недавно одна история вышла… — Мейми отхлебнула из миски с похлёбкой и пододвинула её к мужу. — Сайрас, конечно, назовёт меня сплетницей, но, Метью, ты же знаешь, что если я не скажу…

— Да, сестра у тебя болтунья! — усмехнулся Сайрас, отломив краюху чёрствого хлеба. — Прис, сходи посмотреть, не вернулись ли старшие братья?

Присси недовольно сползла со скамейки и приоткрыла дверь.

— Ну?

— Не, не видать их, — протянула девочка.

— Сбегай, скажи, им никто новую похлёбку варить не будет.

— Ладно, Сайрас, не гоняй понапрасну девчонку, — устало махнула рукой мать. — Они у нас большие, не хотят есть — не надо. Так вот что я тебе, Метью, хотела сказать… Да ты ешь, не стесняйся! Ну, ты, конечно, помнишь Берту?

— Как не помнить! Славная девушка, только, по-моему, полновата.

— Отец решил её замуж выдать — а она в рёв!

— Почему?

— Как же не плакать, она ведь Барта любит. Целую неделю тряслась бедняжка, из дома не выходила. А всё из-за этого пресловутого права первой ночи!

— Ну и? — оживился Метью.

— Удрали они. Оба. Я всегда знала, что Берта — дура, но чтоб такая… Не видать ни ей, ни Барту земли и денежек её батюшки. А старикашка-то кое-чего за долгую жизнь припас! Мне Одетта по секрету сказала, что старый Томас и впрямь лишил её наследства и вдобавок отпустил несколько крепких словечек про неё и Барта. И поделом!

— А, что, сеньор и впрямь бы её к себе увёл?

— Берту? Девка ведь ни кожи, ни рожи, зачем ему такая? К тому же, сам знаешь, молодой сеньор этим правом ещё не пользовался.

— А зачем ему? Зачем ему на чужих жён зариться, коли и так все девки его! — небрежно бросил Сайрас и процедил сквозь зубы: — Он, чёртов сын, ещё до свадьбы многим своим плугом поле вспахал, даром что молод! А отец его (грех, конечно, худо о покойниках говорить, да уж Бог простит!) был большим охотником до баб. Умел, шельмец, девок прижимать, да как усердно им поля окучивал, что половина ребят в деревне рожей на него похожа.

Присси густо покраснела и хотела юркнуть во двор, якобы по нужде.

— А ты бы послушала, к чему господские разговоры ведут! — Отец схватил её за руку. — Сначала работу похвалит, потом кралей назовёт. Ты не думай, он церемониться не станет, сразу из штанов своё добро вытащит да пристроит, куда следует, не отвертишься! И ведь ему девки хороши пока чистенькие, а уж которых он попортил, во второй раз не возьмет, побрезгует. Уложит он тебя, значит, на травку — ан, глядь, и ребёночек на руках, а тело в синяках. Так-то, дочка!

— Я на счёт девок не знаю, — продолжала Мейми, — а что до самого господского права, то на моей памяти такое только один раз было, когда покойный сеньор велел привести к себе Дженни, что теперь замужем за кузнецом. Но уж больно она хороша была; я ещё девчонкой несмышленой была — а помню! Бывало, идёт — так во всей деревне работа замирает. А теперь… — Она махнула рукой. — И куда только краса подевалась? Видно, всю её из-за первого муженька выплакала. И угораздило же бедолагу под лёд провалиться!

Метью сочувственно кивнул и посмотрел в окошко: солнце начинало клониться к закату, а ему нужно было ещё много успеть до темноты.

— Пора мне, — сказал он, — а то сеньор хватится. Он сегодня злой, как чёрт! Счастливо оставаться, Сайрас, Мейми, племяннички! Храни вас всех Господь, и дай вам Бог звоном монет погреться! Проводи меня до дороги, Прис.

Они молча вышли во двор; глухо заворчал приблудный чумазый пёс. Оруженосец забрался на спину осла, чмокнул девочку в лоб и медленно поехал прочь. Но не в Леменор, а взглянуть на свои владения, густо засеянные пшеницей. Убедившись, что с ней все в порядке, он не удержался, чтобы не сорвать одни колосок. Хозяин! И никто не высечет его плетьми, перетопчи он хоть все поле.

Весело насвистывая, Метью направился к мельнице, чтобы переброситься парой слов с мельником. По дороге он пару раз останавливался, прикидывая, где лучше поставить дом. Неподалеку от мельницы был пригорок, — широкая межа между двух его полей — показавшийся ему подходящим: настоящий дом, по его мнению, непременно должен был стоять на возвышении.

Убедившись, что дела-таки позволяют ему в этом году купить мула, а, может, и заложить фундамент будущего родового гнезда, Метью повернул назад, на этот раз к замку.

По молодым колосьям в полях волнами пробегал ветер. За полями был лес, а за ним, наверно, тоже поля, но уже чужие. Было тихо, только стрекотали цикады, да перекрикивались время от времени заканчивавшие работу крестьяне. Впереди, за изгибом дороги, должен был показаться Леменор.

Приятную вечернюю тишину нарушил стук копыт. Оруженосец обернулся и увидел повозку, запряжённую серым осликом. Сзади к возку был привязана лошадь, не слишком красивая, но годная под седло. Метью приглянулся этот гнедой, даже мелькнула мысль: а не купит ли его для него сеньор? Промелькнула и исчезла. Как же, купит он, такой сеньору не по карману. А коня оруженосцу хотелось, с ним бы он по-настоящему почувствовал себя свободным человеком и, более того, землевладельцем.