Дама с коготками

– Куда следуете?

– 20-й километр Минского шоссе, – не без удивления ответила я.

Постовой помахал жезлом.

– Езжайте, только аккуратно. Дорога – стекло.

Хранимая этим дружеским, совершенно неожиданным от стража порядка замечанием, благополучно добралась до нужного поворота за пять минут до назначенного срока. В 23.00 запикал мобильный.

– Где находитесь?

– На повороте.

– Прекрасно. Теперь налево, через поселок Переделкино, попадете в Солнцево и на Юго-Запад столицы. Остановитесь у метро «Юго-Западная». Звоню в 23.30.

Я завела мотор и поехала по узкой и темной, спасибо хоть асфальтированной, дороге. И снова, возле железнодорожного переезда, тормознул патруль. Что сегодня творится, столько милиции на улицах!

Сержант равнодушно проверил права, велел выйти из машины и открыть багажник. Осветил фонарем аккуратно уложенную запаску, огнетушитель, аптечку и спросил:

– Куда следуете?

– Метро «Юго-Западная». А что, сегодня открыли сезон охоты на «Вольво»?

Сержант с абсолютно каменным лицом захлопнул крышку багажника и сурово проговорил:

– Проезжайте.

Кое-как разобралась в дорожных указателях, добралась до метро и запарковалась у ларьков. Не успела стрелка часов прыгнуть на 23.30, как зазвонил телефон. Точный, мерзавец.

– Где стоите?

– На углу улицы 26 Бакинских Комиссаров.

– Так, следуйте по Ленинскому проспекту до Октябрьской площади, потом мимо кинотеатра «Ударник», по Тверской, Ленинградскому проспекту до метро «Аэропорт». Звоню в 0.30. И без глупостей, слежу за вами.

Он что, будет меня по всему городу гонять?

У Дома мебели опять наткнулась на гаишника. На этот раз спустила стекло и крикнула:

– Еду к метро «Аэропорт», абсолютно трезвая.

Милиционер, не спрашивая права, зачем-то поглядел на номерной знак и сказал:

– Давай, двигай!

В другой день столь странное поведение московских постовых могло озадачить, но сегодня голова была забита другими мыслями. Через пятьдесят минут, отдуваясь и чувствуя, как онемели от напряжения плечи, остановилась возле площади с памятником.

Похититель не заставил себя ждать:

– Теперь в первый переулок направо и выедете к Ленинградскому рынку. Машину поставьте у входа в универмаг. Дальше пойдете пешком на территорию оптовой ярмарки. Поставите сумку между контейнерами 9 и 8.

– А Маша?

– Будет ждать на выходе у ворот.

– Ну уж нет! Деньги отдам, только когда увижу ребенка.

– Мадам, – бесстрастно сказал голос, – не спорьте, иначе рискуете вообще никогда не увидеть дочь. Встреча через полчаса.

Я вытащила носовой платок и, размазывая остатки макияжа, вытерла вспотевший лоб. «Вольво» тронулся с места, но тут подъехал патруль.

– Ваши права.

Я молча протянула документы.

– Куда следуете?

– На Ленинградскую оптушку.

Патруль включил сирену и умчался. Помешались они сегодня, что ли? Никто денег не попросил. Что же творится в родимом Отечестве или их так напугало заявление министра МВД о борьбе с коррупцией?

Припарковав машину у темного универмага, я по узкой дорожке дошла до оптовки. Стояла пронзительная тишина. Ни единый звук не доносился с территории ярмарки. Не лаяли собаки, не мяукали кошки, не матерились бомжи. В эту ужасную январскую погоду все забились по щелям и крепко спали. Только я стояла посредине оптовки в промокших ботинках, сжимая в оцепеневших руках хозяйственную сумку со ста тысячами долларов.

Нужные контейнеры оказались как раз в центре небольшого прохода. Я положила между ними сумку и быстрым шагом двинулась к воротам, от которых ко мне молча метнулась знакомая фигурка. Схватив Маню в объятия и вдохнув ее знакомый детский запах, я едва не разрыдалась, но тут на ярмарке внезапно вспыхнул свет, и чей-то голос загремел откуда-то с неба:

– Всем лечь на землю, руки за голову, ноги на ширину плеч. Вы окружены.

Раздались выстрелы. Я рухнула в лужу, прикрыв собой Марусю. Девочка шлепнулась на бок и ловко выползла из-под меня. Свет слепил глаза, голос орал что-то невразумительное, по проходу с громким матом, стреляя, бежали абсолютно черные люди. Пули свистели в воздухе. Вдруг Маня дернула меня за руку и ткнула пальцем в большой зеленый мусорный контейнер, возле которого мы лежали в ледяной грязи. В мгновение ока подняв крышку, мы юркнули в зловонные внутренности бачка и «задраили люк». Стало тише. В полной темноте схватились за руки и молча прижались друг к другу. На ярмарке творилось что-то невообразимое: казалось, туда прибыла артиллерия, и уже рвутся фугасы, а может, пошли в ход установки «Град». Пару раз по бачку что-то чиркнуло, громоподобный голос не умолкал. Пересыпая речь отборным матом, он велел кому-то сдаваться немедленно. Я сидела, онемев от ужаса, чувствуя, как намокают джинсы, сапоги давно наполнились водой и противно чавкали при каждом движении.

– Мусечка, – прошептала Маня, – как ты?

– Отлично, а ты?

– Воняет очень.

Да, пахло не розами. Если не откроем в ближайшее время крышку, просто задохнемся.

В этот момент над головой загрохотало, появился свет, и грубый мужской голос произнес:

– Вот они, ловко спрятались, молодцы. Вылезайте.

Я поглядела вверх. В бачок заглядывал омоновец, в прорезях черного вязаного шлема поблескивали глаза. Я посильней вжалась в мусор, ни за что не полезу в этот кошмар и Маню не пущу. Ведь неизвестно, кто они такие.

Парень хихикнул:

– Давайте вылезайте, принцессы помойки. Все позади. Вы ведь Дарья и Марья?

Мы закивали головами.

– Меня полковник прислал, Александр Михайлович, знаете такого? Давайте скорей, а то воняет страсть!

Он протянул нам крепкую лопатообразную ладонь. Не знаю, какая сила помогла нам с Марусей одним прыжком влезть внутрь. Наружу, даже с помощью смеющегося омоновца, еле-еле выбрались. Теперь мы стояли посреди оптовки. Я выгребла из кармана консервную банку. Никогда больше не буду есть тресковую печень, вся провоняла ею, пока сидела в бачке. Омоновец подтолкнул нас, и мы на негнущихся ногах двинулись к выходу. Там у железных ворот стоял небольшой микроавтобус и две «Волги». Возле одной из них, уткнувшись лицом в капот, со скованными за спиной руками и широко расставленными ногами в непонятной полустоячей позе обнаружился мужчина.

Омоновец ухватил парня за волосы и повернул его голову в нашу сторону:

– Узнаете?

Я вгляделась в молодое, порочно-красивое лицо. Белокурые волосы, крупные карие глаза, нежная кожа, мужественный, как на рекламе одеколона, подбородок. Надо же, а я думала, это Кирилл.

– Нет, впервые вижу.

Омоновец впечатал голову парня в багажник. Раздался глухой стук и слабый стон.

– Не надо его бить, – воззвала я к жалости омоновца.

– Разве мы его бьем? – удивились стоящие вокруг милиционеры и пнули задержанного по ногам, – так просто, шутим.

Дверь второй «Волги» распахнулась, и я услышала хорошо знакомый голос:

– Дарья!

Я пошла на зов. В машине уютно устроился полковник. В салоне приятно пахло его сигаретами.

– Садись, – сказал Александр Михайлович.

Я влезла внутрь и втащила Марусю.

– Ну что, – мирно осведомился полковник, – конец деятельности частного детектива?

– Не понимаю…

Александр Михайлович повел носом, как собака, потом сказал:

– Дашутка, не могла бы ты оказать мне любезность?