Дама с собачкой

– Здесь что? – он показал на контейнер.

– Надо открыть доступ к защищенным фрагментам.

Вэнь кивнул.

– И… – Август встал, показал дневники Кузнецова. – Это сложнее. Бумага и архаичные цифровые носители. Здесь не хватает нескольких кусков. Я посмотрел – они небольшие. Надо восстановить. Тебя ведь учили восстанавливать текст с вырванной бумажной страницы?

– Хм. – Вэнь приосанился. – Слепну я, вот что плохо. Учили, понятное дело. В Шанхае до сих пор настоящая бумага в ходу. Когда надо?

– Не срочно.

– Отлично. Оставьте, я посмотрю.

– У тебя с охраной как?

– Да получше, чем у тебя, – фыркнул Вэнь. – Я гостей аж от рынка вижу. И куда лишнее спрятать, у меня есть. Тебе пришлю карту закладок, если понадобится. Но вообще, я тебе скажу, дураков нет сюда лезть. Сунулись одни как-то с девушками-сиротками позабавиться. Тут через десять минут весь китайский рынок был. А народец на рынке не всегда простой, ой, не всегда. Я вам ничего не говорил, но у одного деятеля даже зенитка есть. На кой она ему, без понятия, на память взял, наверное. Или так, для красоты. Собственно, я же не спрашиваю, откуда у вас настоящий сибирский киборг, а главное, зачем…

– Для красоты, – сказал Август. – Честно. И еще Делле помогать. Чего ты так смотришь? Она сама к нам на Сибири прибилась. А потом царь ее мне подарил. Ее же нельзя просто взять и вывезти, это запрещено.

– Значит, царь, – сказал Вэнь.

– Значит, царь. – Август едва заметно развел руками: мол, хочешь – верь, хочешь – нет.

– Короче, ты за сохранность документов не переживай. Тому, кто сюда сунется, придется очень серьезно готовить пути отхода. По морю не пройдешь – там китайцев больше, чем рыбы, по воздуху не пролетишь – собьют, а по земле… пока каждому китайцу свою правду не докажешь, ноги не унесешь. Стоят ваши бумажки таких усилий?

– Нет, – спокойно сказал Август. – Но дополнительную охрану я пришлю. Тебя эти ребята не побеспокоят.

– Чем бы дитя ни тешилось, – скривился Вэнь. – Паранойя – наш выбор? Ладно, пусть будет охрана. Забирайте псину и проваливайте, мне спать пора.

Август погрузил сонную Василису в багажник, старательно закрепил сетками безопасности.

– Ну вот, – сказал он, поднимая машину в воздух, – пара дней собаке на то, чтобы оклемалась. Завтра я ее зарегистрирую, вечером придет яхта. И можешь лететь, Делла, и не вздумай останавливаться в отеле. Скотт обидится уже всерьез. Не забудь, что в Шотландии сейчас уже прохладно, тебе понадобится теплая одежда. И пообещай мне, что никуда, вообще никуда не выйдешь без собаки.

– Обещаю, – сказала я, зная, что иначе он не отстанет.

Август долго молчал, а потом рассмеялся:

– Надо же – зенитку на память. Представляешь? Зенитка на китайском рынке!

* * *

Мелви приехала на час раньше и смогла принять непосредственное участие в подготовке нашего с Василисой выхода. Зрелище, должно быть, то еще: скромная гостиная в «детском» здании дворцового комплекса в Пиблс, аутентичный камень стен, настоящий восточный ковер – узелковый, ручной работы, – камины, правда, нерастопленные, оконные переплеты под свинец, почерневшие от времени картины и фамильное холодное оружие на стенах. И посреди этой архаичной красоты – Василиса. Рядом я на корточках. Василиса – в игривом ошейнике с огоньками, я – в розовом комплекте, который в Пиблс нельзя даже вместо пижамы использовать, настолько фриволен. На столике – мои инструменты. Щипцы для завивки волос и длинной собачьей шерсти, тушь для волос, декоративная косметика, духи с феромонами, куча розовых и зеленых лент. И у камина застыл индеец в ливрее цветов Маккинби. Леди Памела Торн-Маккинби, актуальная супруга Скотта Маккинби Старшего и мать Алистера Торна, прислала любимого комнатного слугу в помощь. Парня звали Луром, он родился в Пиблс, был совершеннейшим человеком по воспитанию, но имел подчеркнуто, рафинированно индейскую внешность. Надо будет спросить, считается ли он красивым по национальным меркам. И вообще, есть ли у индейцев такое понятие – мужская красота.

Мелви обошла театр военных действий, аккуратно ступая.

– Мать, а почему ты в розовом? С твоим цветом волос лучше зеленый. Или лиловый.

– Где ты видела проститутку в лиловом? Клиентов только распугает.

– И тебе не хватает меток на груди.

– Фиг. Я новенькая. Не успела еще найти рекламодателей.

– Ишь ты… Ты что с собакой делаешь?!

В этот момент я как раз выкрашивала Василисе пряди за ушами. В разные цвета.

– Собачка тоже должна хорошо выглядеть.

– Мать, ты переигрываешь.

– Отлично. Я должна выглядеть дурой.

– Ты выглядишь клоунессой, а не дурой. Клоуны дураками не бывают.

– Спорим, меня примут за дуру?

Мелви только покачала головой. Я отложила тушь.

– Мел, я в Эльдорадо неделю танцевала шестовой стриптиз. Ну знаю я, как должна выглядеть девица, решившая стать проституткой и вышедшая на первую охоту. Они всегда переигрывают.

Василиса слизнула тюбик с тушью и раскусила его. Я издала вопль и едва успела подложить тряпку, чтобы краска не запачкала ковер.

– Понятно: в синий больше не красим, – сделала я вывод. – Значит, синий у нас будет только за одним ухом.

Мелви больше не возражала. Она только горестно прикрывала глаза, когда я вешала на себя или собаку очередной аксессуар. Когда я побрызгала нас с Василисой одинаковыми духами, Мелви демонстративно зажала нос.

– А тебе еще везти нас в машине, – злорадно напомнила я.

– Ничего, у меня есть рвотные пакеты.

Я любовалась собою в зеркале. Да уж! Круто завитые волосы, тут и там подхваченные заколками с сердечками, розовый топ с оборочками, едва прикрывавший грудь, шортики, которые правильней назвать трусиками, с большой атласной розой на том месте, где у человека мог бы расти хвост. И вызывающе, нескладно черные туфли на толстой подошве и бесконечном каблуке. Крупная бижутерия везде, куда ее только можно прицепить. Собака под стать – с разноцветной кучерявой шерстью, вся в пышных розовых и зеленых бантах, с сердечком, нарисованным вокруг петли.

Мы вышли на улицу. Мелви оставила машину у крыльца, и я надеялась, что меня никто не увидит. Не тут-то было – прямо на ступеньках мы столкнулись со Скоттом Маккинби Старшим.

Патриарх окинул меня придирчивым взором:

– Дама с собачкой. Чехов, если не ошибаюсь. Но у вас какое-то очень уж гротескное прочтение классического материала. Авангардное, не побоюсь такого слова… Делла, вы собираетесь кем-то притвориться?

– Да, – честно сказала я, – начинающей малолетней проституткой.

– М-м… Тогда вам еще нужны очки. Такие, знаете, глупые очки, сердечками. И обязательно от вас должно пахнуть алкоголем… Лур! – окликнул он. – Принеси плохой бренди.

Лур обернулся мигом, протянув поднос, на котором плескался бренди в бокале позапрошлого века.

– Я знаю, вы не пьете, – сказал Скотт приглашающе.

Я вздохнула. Помазала бренди вокруг губ, думая, что вечером мне придется делать специальную маску от повреждений кожи, и побрызгала за декольте.

– Очки купите по дороге. Удачи. Будут проблемы – обязательно звоните, – напутствовал меня Скотт. – Возможно, вы хотите, чтобы я не рассказывал об этом Августу?

– Почему? Он тоже иногда в чудовище переодевается…

Мелви дождалась, пока мы погрузимся, и демонстративно открыла окно.

– Мел, я так простужусь. А у Васьки ломка. Ее перепрошили, когда она кормила щенков. Теперь она щенков видеть не хочет, а молоко перегорает. Ей нельзя переохлаждаться.

– Черт с тобой. Но не вздумай останавливаться, чтобы купить очки!

– Если честно, я и сама считаю, что очки – перебор.

Наша цель располагалась в пригороде Бирмингема. Хьюго Брассико бывал только в двух местах: у себя дома в Лондоне и в бирмингемском баре. Просочиться к нему домой и думать было нечего: он охранялся, как казначейство в Средние века. А главное, сколько туда ни стучались, хоть с официальными запросами, хоть с предложениями, от которых фиг откажешься, хозяин вечно отсутствовал. Секунду назад вошел – и уже нет его. Оставался только бар, где Брассико встречался с деловыми партнерами и вообще решал вопросы. Чисто теоретически там его можно застать, если, как верно заметил Дик Монро, морда у тебя не федеральная. И если ты знаешь правильные слова и найдешь верный подход к правильным людям.