Дамасские ворота
Шрифт:
Кто знает, спрашивала она себя, который мир настоящий? Пластмассовый город, где все стремятся к наживе, город, как ни парадоксально, похожий на любой другой, или город на холме, в котором она теперь жила. Во всяком случае, она знала, где ее сердце.
5
Однажды вечером Лукас встретился с человеком, который называл себя Бэзил Томас и заявлял, что он бывший офицер КГБ. В Израиле он работал своего рода литературным агентом для журналистов, изредка сам публиковал статьи под разными именами и на разных языках, но обычно подбрасывал тему и снабжал информацией других журналистов-внештатников. Знакомством с Томасом Лукас был обязан польскому журналисту Янушу Циммеру, который всех знал, везде бывал и имел тысячи контактов по всему
Лукас любил бывать у «Финка» еще и из-за этого официанта. Он, казалось, вышел из военного фильма студии «Уорнер бразерс» и очень напоминал по крайней мере троих центральноевропейских актеров второго плана в уорнеровских фильмах того времени. Лукаса веселило, как тот, когда обслуживал его, почтительно обращался к нему, называя то «мистер», то «мсье», то «майн герр», то «господин», а то «эфенди».
Меньше всего у «Финка» Лукасу нравилась теснота, как следствие размеров заведения. Он, впрочем, обнаружил, что оно имело свойство увеличиваться или ужиматься в зависимости от твоего настроения и пропорционально количеству выпитого.
Промочив глотку, Бэзил Томас принялся объяснять, что имеет в своем распоряжении беспримерные материалы из самых секретных архивов советских спецслужб:
— Когда я говорю «все, что пожелаете», это значит все, что пожелаете. Хисс. Розенберги. То есть были они замешаны в том, в чем их обвиняли, или не были, понимаете? — Он, как истинный продавец, похоже, намекал на особые скрытые стороны того дела.
И все же Бэзил разочаровал Лукаса. Договариваясь о встрече, он представлял себе человека, обладающего неким тоталитарным шиком.
— У вас есть досье на Элджера Хисса и Розенбергов?
— Не только на них. У меня есть свидетельства о том, что было дезинформацией, а что нет. История Масарика. История Сланского. Досье на Ноэля Филда. На Рауля Валленберга. Уиттакера Чемберса [50] . У меня есть все, что нужно вам для новой книги.
— Так Хисс действительно был шпионом?
— Извините, — весело сказал Бэзил. — За такую информацию — по тарифу. — (Лукас подумал, что этот архаичный постколониальный термин Бэзил подхватил в своих странствиях по миру.) — Легендарные дела. Это будет история века.
50
Элджер Хисс(1904–1996) — американский государственный деятель и дипломат, первый генеральный секретарь учредительной конференции ООН в 1945 г.; был обвинен в передаче секретных документов агентам КГБ и приговорен к пяти годам тюрьмы, хотя обвинение осталось недоказанным. Этель(1915–1953) и Юлиус Розенберг(1918–1953) — американские коммунисты, обвиненные в шпионаже в пользу Советского Союза и казненные. Ян Масарик(1886–1948) — чехословацкий государственный деятель, в 1940–1948 гг. министр иностранных дел сначала чехословацкого правительства в изгнании, а потом и на родине; как считается, убит агентами МГБ, хотя прежде его смерть квалифицировалась как самоубийство. Рудольф Сланский(1901–1952) — чехословацкий государственный деятель, генсек ЦК КПЧ; вместе с десятью другими руководителями КПЧ и государственными деятелями был обвинен в государственной измене и повешен. Ноэль Филд(1904–1970) — в 1930-х гг., работая в Госдепартаменте США, якобы был советским шпионом; в послевоенной Восточной Европе его дело послужило поводом для показательных судебных процессов в Чехословакии, Восточной Германии и Венгрии. Уиттакер Чемберс(1901–1961) — американский писатель, журналист и переводчик; в 1925 г., учась в Колумбийском университете, был завербован и стал коммунистическим агентом и курьером, но позже вышел из партии; выступил свидетелем
обвинения на процессе Элджера Хисса.Глянув на красные, с огромными костяшками руки гостя, Лукас подумал, что может представить себе, как тот разбивает головы в какой-нибудь отпавшей балканской столице. Жестокий, улыбающийся палач. С другой стороны, он мог оказаться не более чем симпатичным мошенником.
— Януш говорит, вы знаете, где закапывали тела, — сказал Лукас. — Это его слова.
— Януш, — скучно повторил Бэзил Томас, — Януш, Януш. Между нами, — доверительно сказал он Лукасу, — порой я думаю, что Януш шарлатан. Януш вызывает у меня большие сомнения.
— Век кончился, — помолчав, сказал Лукас. Он уже опьянел, но не по своей вине, а в попытке угнаться за собеседником, и был намеренно невежлив. — Людям, скорее всего, плевать на все это.
— Как вы можете говорить такое?! — Казалось, Томас искренне поражен. — Это же история! — Он опасливо оглянулся через плечо, хотя все в баре — пожилой бармен, венгр-официант и две американки средних лет — прекрасно слышали каждое слово. — История, — благоговейно повторил он. — Что значит — наплевать?
— Ну, вы понимаете. Читатели — народ непостоянный. Со временем они теряют интерес.
— Теряют интерес? — Возможный бывший агент спецслужб уставился на него, словно решая, стоит ли его переубеждать. — Вы это серьезно?
— Люди переоценивают значение эпохи, в которую живут, — привел Лукас свой довод. — Все на свете меняется.
— Послушайте, мистер, — сказал Бэзил Томас, — знание — сила.
— Неужто?
— Вы никогда не слыхали это выражение? Если я владею прошлым, то владею землей, по которой вы ходите. Контролирую, чему учат ваших детей в школе.
Лукас, хотя и не имел детей, тем не менее впечатлился. Однако не был уверен, говорит подобное глубокомыслие о том, что Бэзилу Томасу можно доверять или, напротив, что нельзя.
— Думаю, вы правы.
— Верно думаете. Это я вам и предлагаю.
— Думаю, это не для меня, — сказал Лукас.
— Вы согласны терять прошлое?
— Я теряю настоящее, — сообщил свой секрет Лукас. — Вот что меня беспокоит.
— Настоящее? — фыркнул Бэзил Томас. — Настоящее — сплошное расстройство. — Он повернулся на стуле и вздохнул. — Что ж, могу толкнуть кому другому, — сказал он, украдкой выглядывая «кого другого».
— В любом случае, — сказал Лукас, — не уверен, что готов пойти на такие траты.
Бэзил Томас откровенно рассчитывал на хороший куш.
— А как насчет того, что в действительности стоит за отставкой Аврама Линда? — предложил он, просветлев. — Как и почему Йоси Жидов заменил его в кабинете министров? И что он предпринял, чтобы вернуться? По этому делу у меня есть особая информация.
Лукас пожал плечами. Он не особо следил за израильской политикой.
— Боюсь за ваше место в истории, — сказал Бэзил Томас. — У вас есть возможности сделать себе имя, но вы не желаете ими воспользоваться. Хорошо, — проговорил здоровила, когда Лукас устал изображать заинтересованность, — у меня есть кое-что еще. Слышали когда-нибудь о Пинхасе Обермане?
Да, Лукас слышал о нем, но не помнил, в связи с чем.
— Врач. Врач, лечивший иностранца, который пытался поджечь мечети. Он специалист по иерусалимскому синдрому.
— Чему-чему?
— Это такой психоз, который проявляется у тех, кто прибывает сюда, воображая себя воплощением героя, на которого Бог возложил миссию по спасению мира. У добрых христиан вроде вас, только сумасшедших.
На что Лукас сказал:
— Я не считаю себя христианином.
— Ну, не важно. Оберман думает, что собрал массу таких ударных историй. Он хочет написать книгу и ищет соавтора. Только его английский не ахти, и он предпочел бы американца. Для тамошнего рынка.
Томас объяснил, что у доктора Обермана есть кабинет на северной окраине, но вечера он по большей части проводит в бикс-баре [51] в городе и готов встретиться там с потенциальным соавтором.
51
Т. е. в «баре с девочками».