Дамасские ворота

— Могу я попросить вас показать, что у вас в кармане?

В ту же секунду его всего охлопал кто-то невидимый или невидимые. Он полез в карман и вытащил горсть красных камешков, которые подобрал на Синае.

Женщина вопросительно посмотрела на него.

— С Синая, — сказал он. — На память.

— Камешки?

— Потому что они отсюда.

Она секунду пристально смотрела на него, а потом одарила такой сияющей улыбкой, от которой разгладилась вся угловатая подозрительность, портившая ее черты. Он снова вспомнил «Зогар»: «Свет есть свет ока».

Позже она снова встретилась ему, и он сделал ей знак, подняв большие пальцы: все, мол, в порядке.

Он летел бизнес-классом по бонусной программе. Заняв свое место у прохода в салоне, заказал шампанское. Через несколько мгновений после взлета самолет уже был над подернутым дымкой синим океаном. Коричневая земля провалилась назад.

Он все еще держал в ладони камешки и, когда принесли шампанское, высыпал их на откидной столик. Принесшая бокал проводница спросила о них, и он ответил:

— Просто камешки. С Синая. Или с того, что считается горой Синай.

— О, вы были там?

Он начал заикаться. Возможно, в предвкушении шампанского с утра. Поднимался ли он на Синай?

— Да, — ответил он. — Кажется.

Когда они приземлились во Франкфурте, где ему предстояло сделать пересадку, его на мгновение охватила паника. В Нью-Йорк? Но в Нью-Йорке — это не жизнь. У него там никого. Впрочем, что за нелепая мысль. Человек всегда живет. Как бы ты ни жил, где бы ты ни жил, тем не менее это жизнь.

И все же он продолжал думать, что его жизнь — сплошные потери. Он потерял женщину, веру, отца потерял — все. Так что оставалось напомнить себе об американском художнике, чью картину он однажды видел в Уитни [478] , и об его кредо, которое тот прикрепил на стене рядом с картиной и которое Лукас запомнил на всю жизнь:

«Терять — так же хорошо, как иметь».

Трудное изречение, одно из самых мудрых. Нужно обладать талантом схоластов, аналитическим мастерством Разиэля, чтобы истолковать его.

478

Музей американского искусства Уитни в Нью-Йорке.

В понимании Лукаса оно означало, что ничего нельзя постичь, оценить или определить, кроме как через страстное желание. Страны в изгнании, Бога в Его незримости, любви в ее утрате. И что каждый все теряет в конце концов. Но пока жизнь продолжается, определенных вещей лишить невозможно. Те вещи, которые любишь особой любовью, окончательно потерять нельзя.

Во франкфуртском аэропорту, на пересадке, его встретил другой мир.