Дамочка, что надо

— Надеюсь, что так. Я и сама еще толком ни в чем не уверена. Боба так долго не было, я его даже почти не знаю. Но он всегда старался соблюдать приличия, так что будет лучше...

— Ни слова больше, — сказал Грофилд. — С моей стороны твоей тайне не грозит никакая опасность. Она улыбнулась.

— Спасибо.

— Но я хочу, чтобы ты знала, — сказал он, подавшись вперед и сжав колено Элли, — что я никогда не позволю себе забыть те немногие благословенные мгновения...

Она хлопнула его по руке и крикнула:

— Не будь какашкой!

И, со смехом пришпорив лошадь, поскакала вперед. Ровно в полдень они преодолели последний поворот и увидели Акапулько. Казалось, картинка из туристского путеводителя вдруг предстала перед ними наяву. Город был спланирован в виде громадной буквы “С”, опрокинутой набок, и эта буква опоясывала спокойные воды гавани, широкие белые песчаные пляжи побережья, большие новенькие мотели слева, старые отели справа. Сам же город — тропический, белый и оранжевый — лежал посередине.

Элли протянула руку и крикнула:

— Вон его яхта, яхта генерала Позоса! Вон та большая, белая, видишь?

Грофилд видел. Пока он глядел на яхту, от нее отчалил катер и, разрезая воду, направился к берегу.

— Кто-то к нам едет, — сказал он.

— Быстрее!

Они были еще довольно далеко, им предстояло спуститься по извилистой дороге с южного склона ближайшей к городу горы. Только через пять минут они добрались до окраины Акапулько, а впереди был лабиринт городских трущоб. Туземцы с коричневыми физиономиями задирали головы и изумленно пялились на гринго, гарцевавших мимо.

Они и не пытались перейти на галоп. И потому, что уже четыре часа погоняли лошадей, и потому, что теперь под копытами была твердь городской мостовой.

Грофилд не ожидал, что тряска и возбуждение, которые он испытал в пути, так отразятся на его состоянии. Рана в спине все настырнее давала о себе знать. Наконец он сделал открытие: ему становилось легче, когда левая рука была под сорочкой, вроде как на перевязи. Так он и ехал, придерживая поводья правой рукой, приподнимаясь на стременах в такт аллюру. Чемодан был крепко-накрепко привязан позади седла.

Еще через пять минут они очутились у подножия склона, до океана осталось кварталов десять — двенадцать. Машин на улицах прибавилось, всадники въехали в оживленный район и поскакали посреди мостовой, Грофилд — впереди, Элли — за ним.

— Я видела, где причалил катер! — крикнула Элли. — Нам надо свернуть направо!

Грофилд кивнул и махнул правой рукой, давая понять, что слышал ее. Улица вела к широкой авениде, тянувшейся в обе стороны и разделенной газоном. Благодаря ее планировке город и имел форму буквы “С”. Тут Грофилд свернул направо, и они с Элли поскакали сквозь самую гущу транспортного потока среди легковушек, грузовиков и ярких пляжных багги, приближаясь к причалу, возле которого отшвартовался катер.

И вдруг откуда-то слева послышались крики. Грофилд посмотрел туда и увидел голубой “крайслер”, из которого вываливалась целая шайка. Все они орали и указывали пальцами на Грофилда и Элли. А потом вдруг перестали указывать и начали целиться из пистолетов, крича:

— Стой! Стой!

— Уходим! — завопил Грофилд.

И вонзил пятки в ребра лошади. Та рванулась вперед. Элли пристроилась сбоку, и они поскакали посреди авениды, сопровождаемые криками и гиканьем. Грофилд оглянулся через раненое плечо и увидел бегущих преследователей и лихо разворачивающийся “крайслер”, который помчался прямо по разделительному газону, нагоняя беглецов.

— Ноооо! Ноооо! — заорал Грофилд в ухо своей лошади, так наклонившись вперед, что его голова оказалась на одном уровне с головой лошади, и он увидел ее неподвижный глаз и услышал храп. — Ноооо! Ноооо!

Слева по ходу стояла вереница черных безвкусно-роскошных лимузинов, и Грофилд понял, что главные события разворачиваются именно здесь. Он направил лошадь прямо в поток машин, и какой-то пляжный багги едва успел затормозить.

Народ уже собирался рассаживаться по лимузинам. Вся эта толпа людей в мундирах и строгих костюмах повернула головы и с разинутыми ртами глазела на Грофилда, за которым гнались бегуны и мчался “крайслер”. В воздухе свистели пули.

Грофилд осадил лошадь, только когда поравнялся с первым лимузином, да так резко, что она даже попятилась назад. Лошадь не успела остановиться, а Грофилд уже спрыгнул на землю. Приземлился он неудачно, не успев вытащить левую руку из-за пазухи сорочки, и не мог опереться на нее; Грофилд тяжело рухнул, покатился кубарем и остановился у ног всех этих людей. Шатаясь, он кое-как встал, позвал: “Элли! Элли!” — и увидел, что она летит к нему по воздуху, раскрыв рот и размахивая руками. Они столкнулись, он снова упал и тотчас очутился в лесу, где росли ноги в черных ботинках. Нигде не было ни единой прогалины. Элли лежала на нем, как мешок с зерном.

Он все же сумел выговорить:

— Вставай. Вставай.

Но она не пошевелилась, а он был бессилен ей помочь. Грофилд лежал пластом, все тело страшно болело, воздуха не хватало.

Свара кончилась через две-три секунды. Лес ног расступился, появился свет, послышались многочисленные голоса, произносящие диковинные слова, а потом чей-то голос воскликнул:

— Эллен Мэри! Эллен Мэри!

На этот раз она пошевелилась, слезла с Грофилда, и он увидел красную полоску на белой блузке у ее левого плеча. Он сказал:

— Эй!

Но новый голос был более настойчив, он опять и опять выкрикивал имя Элли, и Грофилд понял, что не сможет привлечь к себе ее внимание. Она сидела рядом с ним, ничего не соображая и озираясь в толпе, будто кого-то выискивала.

Ценой огромных усилий Грофилд сел, протянул руку и хотел коснуться плеча Элли, но тут вдруг кто-то прорвался к ней через толпу и опустился на колени. Человек был седовласый, плотного сложения, холеный, наверняка ее отец. Он протянул к ней руки, хотел коснуться ее лица, но вдруг отпрянул и сказал:

— Ты ранена.

Вокруг них бушевало море звуков, и только отец и дочь стояли будто на каком-то островке тишины, Грофилд еле-еле услышал, как она сказала:

— Да.

И тут снова послышался голос ее отца:

— Они стреляли в тебя. Они хотели тебя убить. Дочь ответила:

— Так и убивают. Неужели ты не знаешь? А потом воцарилось безмолвие, никто уже ничего не говорил, все просто переглядывались, а Грофилд сидел, держа свою левую руку на перевязи, и ждал, что же будет дальше.

А дальше было вот что. Опять поднялся крик, и главным словом в этом гомоне было имя: “Генерал Позос! Генерал Позос!” А потом один парень вошел в круг этих орущих ублюдков. Не обращая на них внимания, он положил руку на плечо отца Элли и сказал ему: