Дань псам

— Владыка.

Кастелян смотрел, как Аномандер снимает ужасный меч и помещает в углубление. Обелиск тут же покрылся росой — крупные блестящие капли усеяли гладкий камень и начали стекать к основанию. Под ногами раздался звук, подобный грому.

Эндест Силан вздохнул и оперся на трость. — Камень, мой Лорд, не может долго выдерживать такое бремя. «А вы можете. Сколь немногие замечают это, понимают это!»

— Еще несколько мгновений, — пробормотал Рейк.

— Владыка, это не упрек.

Мимолетная улыбка… — Нет, это упрек, старый друг. И мудрый упрек. Камень знает свой вес, знает границы своего терпения. Будь уверен, я не стану злоупотреблять его великодушием.

Эндест Силан огляделся, наслаждаясь тьмой, столь чистой, столь совершенной. «Почти такая же, какую мы изведали. В Харкенасе, до того как Она обняла Свет, до того как рожденные из пепла встали, подняли мечи. Скабандари. Илгаст Ренд. Хелид Беханн. Эстфала с мечтою о мире. Кагемендра Тулас Отсеченный, о мире не мечтавший».

— Я отослал Спиннока Дюрава.

— Да, слышал. Владыка, я не смогу…

— Боюсь, Эндест, выбора у тебя нет.

— Верховная Жрица…

— Понимает и сделает все, что в ее силах.

«Так давно началось… Владыка, ваше терпение посрамит терпение богов».

— Нет причины достаточно весомой, чтобы она вдохнула жизнь в наш народ. Не так ли? Нас победила не история, хотя многие думают именно так. Уроки тщеты могут быть выучены любым имеющим разум существом. Да, любой триумф пуст, любая слава эфемерна. Но всё это — не причина для увядания духа. Для повреждения — быть может… но дорога, по которой мы сошли вниз, проложена гораздо выше подобных пустяков. Ты понимаешь, Эндест?

— Думаю, да, Владыка.

— Нас убили компромиссы. Нет, не приход Света. Не явление Тени. Эти события были неизбежны. Они были НЕОБХОДИМЫ по природе своей.

— Да.

— Тот день, в который мы согласились с ее уходом, стал днем, в который мы сами перерезали себе горло. — Аномандер Рейк помолчал. — Мы древний, упорный народ. — Он встал лицом к Эндесту Силану. — Видишь, как долго мы истекали кровью?

«Кроме вашего беспутного триумвирата был еще и выводок Оссерка. Менандора и последовавшее за ней смешение кровей: Шелтата Лор, Сакуль Анкаду, Бревиз Дреда. Остальные, те, что были вовне — о, как они наблюдали, удивляясь, хмуря брови, сердясь. Драконус, ты думал найти ответ на всё. Ты ошибся.

Ты ошибся?» Он понял, что смотрит на Драгнипур, улавливая слабое эхо скрипа колес, приглушенных воплей страдания… и да, шипение бури хаоса, что все ближе и ближе.

— Без крови драконов, — продолжил Аномандер Рейк, — мы все стали бы прахом, развеянным ветрами, что несутся между звезд. Да, многие видят это иначе; но хладный жар, внезапно вскипающий в наших жилах, ярящий умы — хаос, Эндест — дал нам силы и упорство, бесстрашие перед изменениями, способность принять неведомое и неизмеримое. Вот почему вы решили идти за нами, решили каждый в свое время и в своем месте.

«Хаос внутри вас, да. Огонь на мысу, маяк, пронизавший вязкую энтропию, которую мы видели вокруг. Но сколь немногие из вас оказались достойными упований. Сколь немногие, Лорд! Их было все меньше с каждым поколением, и теперь вы остались практически один».

По лицу его струились слезы, капая, как роса с граней обелиска, как роса со стен пещеры. «Достойным был лишь один. Лишь один».

— Ты найдешь в себе силы, Эндест Силан. Я не сомневаюсь.

— Да, Владыка.

— Как и я. — С этими словами Сын Тьмы протянул руку и вернул себе Драгнипур, привычным движением забросил в ножны за спиной. Поглядел на Эндеста и улыбнулся — словно вес, принятый им, не способен опустить на колени любого другого, любых богов, властителей, гордых и надменных. Все пали бы на колени. А ноги Рейка не подогнулись, даже не дрожат. Он стоит, высокий, с гордой осадкой, и посланная Эндесту Силану улыбка означает уверенность в своем предназначении, молчаливую и неоспоримую.

Эндест ощутил трепет; сердце подпрыгнуло в груди, пытаясь вырваться.

И тогда Лорд подошел ближе и рукой стер влагу с его щек.

* * *

Он все еще видел ее, танцующую снаружи, среди пыльных смерчей и выступов покрытого инеем камня, в лучах обжигающего солнца и сред туманных полос снегопада. Кровь еще текла из его ран и казалось, ей никогда не остановиться — багряный поток берет начало в некоей вечной реке, и кровь принадлежит не ему уже, а стоящему рядом богу. Идея странная — но он сердцем ощутил ее истинность, хотя и не решился спросить Искупителя, побоялся услышать подтверждение из уст бога.

Обезумевшая погода бесновалась на равнине, но она двигалась без усилий, круг за кругом, туда и сюда, но не приближаясь, не приходя за ним снова.

— Чего она ждет? — спросил он. — Ей должно быть ясно, что следующей стычки я не смогу пережить.

— Она пришла бы, если бы смогла.

— И что держит ее?

— Раны должны исцелиться, память о боли ослабеть.

Сирдомин потер грязное лицо. Недавно их окатил бурый дождь, но сейчас его занавес сместился в сторону долины.

— Иногда, — сказал Искупитель, — вещи сочатся.

Сирдомин хмыкнул, спросив: — Откуда влага?

— Это жизни Т’лан Имассов. Столь многое высвобождено. Столь многое было забыто и прожито заново. Там были горести. Там была и… слава.

Он не видел того мгновения. Коленопреклонения Т’лан Имассов. Такое трудно вообразить, но он все равно вздрагивал, едва подумав. Мгновение, способное потрясти любую веру. Миг, в который мир изумленно вздохнул и… затаил дыхание.

— Ты знал, чего ожидать?

— Они посрамили меня, — сказал Искупитель.

«А я думаю, это ты посрамил их, Итковиан. Да, ты был тогда смертным, всего лишь смертным. Нет, это они онемели, наполнившись восторгом и обожанием. Не знаю, как я это понял, но я это понял… Вещи сочатся».

— Безумная погода пришла из воспоминаний Имассов? Ты не можешь призвать их? Построить рядами? Ты не думаешь, что они примут это с радостью? Как способ отплатить за благодеяние? Искупитель, призови духи Т’лан Имассов — и эта подлая женщина никогда не дотянется до тебя.

— Не могу. Не хочу. Да, они приняли бы такую идею. Взаимный расчет. Но мне не нужно. Что я дал — дал свободно, в дар, не ради обмена. Ох. В конце концов они вынудили меня к обмену — но это была такая безделица, или я ослабел так сильно, что не смог сопротивляться.

— Если тебе не нужно служение, — сказал Сирдомин, — то чего ты хочешь от меня?

— Ты свободен выбирать. Защити меня или отойди и позволь мне пасть.

— Вот так выбор!

— Верно, мы мало что можем выбирать. Я отослал бы тебя назад, но твое тело уже не послушается. Оно лежит на куче мусора за лагерем. Стервятники успели полакомиться, ведь оно не отравлено, в отличие от прочих.

Сирдомин поморщился и снова посмотрел на танцующую на равнине Верховную Жрицу. — Спасибо за мрачные подробности. Если я отойду и буду смотреть, как тебя убивают — что станется со мной? С моим духом?