Дань псам
Шрифт:
Рука сомкнулась на шее Крафара, пальцы, словно стальные когти, сжали нервы, парализовав все двигательные функции; но, прежде чем ассасин упал, чего так желало тело, он был поднят над мостовой и прижат к каменной стене. Где и замер, свесив ноги в мокасинах.
Дыхание на щеке… тихий шепот: — Отведи следящих за «К’рул-баром». Когда я уйду, ты найдешь на земле мешочек. В нем пять консулов. Контракт завершен — я его выкупаю. — Кончик ножа угнездился у правого глаза Себы. — Надеюсь, пяти достаточно. Будешь возражать?
— Нет, вовсе нет, — пропыхтел Себа. — Малазане
— Да, насчет клиента.
— Не могу…
— И не надо, Себа Крафар. Я отлично осведомлен о навязчивых идеях господина Железоторговца.
— Везет тебе, — прорычал Себа (боги, кто бы не держал его над землей, но рука у него не слабеет!) — Потому что, — прибавил он, будучи человеком смелым, — я его так хорошо не знаю.
— А знал бы, — сказал мужчина, — так не спешил принимать плату, сколько бы тебе ни предложили.
— Если ты так считаешь… Может, твои пять консулов устроят ему несчастный случай.
— Благородное предложение, но самоубийственное. Нет, я не нанимаю других, сам делаю грязную работу.
Скрипя зубами — чувствительность вернулась в тело, и все члены его словно обожгло огнем — Себа сказал: — Итак, мы договорились.
— Значит, делу конец.
— А может, у тебя есть другие неотложные дела, — предположил Себа Крафар, почувствовав, как слабеет захват, как ноги касаются грязной мостовой.
— Что же, — ответил голос, — тебе удалось удивить меня, Себа Крафар. Протяни руку к вон тому старому крюку для фонаря — слева — и подержись, пока к ногам не вернется сила. Не хотелось бы оскорблять и так уже униженное достоинство, бросая тебя наземь. Стой у стены до десяти спокойных вдохов. Закрой глаза. Не хочу портить впечатление о тебе.
— Первое впечатление перебороть нелегко, — сказал Себа, — но я постараюсь.
Рука исчезла — и вновь коснулась ассасина, на этот раз нежно потрепав по плечу.
Он стоял, вдавив лоб в стену и зажмурив глаза, и отсчитывал десять спокойных вдохов. Через три ощутил мерзкую вонь — ох, ниже шеи не только ноги расслабились. Теперь он понял замечание незнакомца насчет достоинства. «Да, шлепнуться на задницу было бы очень неприятно».
Пот стекал по лицу. Бросив взгляд вниз, он увидел мешочек с жалкими пятью консулами. — Вот дерьмо. Забыл выписать чек.
Рыбак стоял в конце улочки, пока не увидел, как Мастер Ассасинов склоняется и подбирает мешочек. Соглашение подписано.
Мастер Ассасинов, решил он, больше не будет помехой. Что до Скромного Малого… ну, падение этого человека потребует иного, гораздо более сложного плана. Но время еще есть.
Вот вам урок, дражайшие друзья. Даже человек вроде Рыбака Кел Тата, со всеми его удивительными и таинственными талантами, способен ошибаться в суждениях.
Что же, пора вернуться к «К’рул-бару». Возможно, Хватка нашла путь назад, в едва дышащее тело. Если нет, Рыбаку придется что-нибудь сделать. Потерявшиеся души склонны влипать в неприятности. Но оправдывает ли это его собственную беспечность? Возможно.
Оставив
за спиной рынок с его толпами, Рыбак пошел по узкой тенистой улице Волов, на которой ночью встречалось мало прохожих — местность знаменита грабежами. Да вот же, всего два дня назад Городская Стража обнаружила еще один истерзанный труп. Вон там, на ступенях в лавку, торгующую квадратными штырями, заклепками и деревянными рамками, на которых сушат свежесодранные шкуры и прочие забавные вещички. Даже днем ходить сюда рискованно. Всему виной тени…Из одной выступило тощее привидение с жабьим лицом, расколотым надвое широкой улыбкой, отчего черная его голова стала напоминать перезревшую тыкву. На голове лежала связка воловьих кишок… нет, это волосы, и в них сидят но меньшей мере три паука…
— Ты! — прошипел человек, сверкнув глазами и тут же отведя их в сторону. И снова сверкнув.
— Никто иной, — чуть заметно вздохнул Кел Тат.
— Кому бы еще. — Голова склонилась набок, но венок волос не соскользнул. — Очередной идиот. Город ими кишит! «Никто иной». Что за ответ? Но, с другой стороны, не следовало мне выскакивать на пути. Так что лучше держаться просто. — Голова выпрямилась. Пауки вновь заняли место на макушке. — Я принес приветствия от моего блестящего сумасбродного повелителя. — Внезапный переход на шепот. — Блестящего, да, самое подходящее из слов. Используй один раз, и дело в шляпе навсегда! — Он снова возвысил голос. — Когда это будет сделано…
— Извини, — прервал его Рыбак. — Какое такое «это»?
— Это самое, разумеется. Глупый Искарал — держись проще! Еще проще! Слушай, дорогой посредственный бард, когда все это будет сделано, ищи прыщи… или нет, угри. Угря? Хоря? Проклятие, я должен был заучить послание наизусть! Купи хоря… сыщи угря… не говоря… опять все зря… ох, дыханье Худа! Я посмел назвать его «блестящим»! Пусть бы послал Сордико Шквал, да-да, чтобы я следовал за славнокачающимися кораблями ее ягодиц… — тут он начал качать головой из стороны в сторону, из стороны в сторону, выпучив глаза.
— Спасибо, — сказал Кел Тат, видя, что человек только мычит и облизывается, — за, э… послание. Уверяю тебя, я понял.
— Разумеется. Ты понял — ты же мужчина, не так ли? Боги, почему простая раскачивающаяся походка вводит нас в бормочущее восхищение… зачем нужны богини и боги, когда есть такие задницы?
— Интересно, чьи? А теперь, когда послание твоего повелителя доставлено, могу я идти дальше?
— Что? Конечно. Иди прочь. Ты только отвлечение, вот ты кто.
Бард склонил голову и продолжил путь.
Толпа вокруг новоосвященного Храма Падшего Бога, или Храма Скованного, или попросту Храма Цепей, как называло его большинство, была густой и странно упорядоченной. Все потели, но не по причине солнечного утра, а скорее отдавая дань болезненного отчаяния и нетерпеливой надежды.
Однако двери на узком фасаде оставались закрытыми, запертыми изнутри. Приношения складывали рядом — медные и оловянные монеты, звенья цепей, нелепого вида застежки и дешевые украшения.