Дань псам

Он заметил следы горя на усталом, иссушенном ветрами лице Семар Дев: киндару, сами того не ведая, нанесли ей новые раны, и боль медленно проникала вглубь, терзая сердце. Темное, неуправляемое сочувствие бурлило в ее взоре, хотя племя осталось далеко позади. Было до ужаса ясно, что и ей, и Скитальцу придется вплести в полотнища жизней своих новую перекрученную нить.

— Далеко ли до них? — спросила она.

— Не больше двух дней.

— Тогда он уже мог найти их, или они — его.

— Да, возможно. Если у этого Капитана есть армия… что же, даже Тоблакаи умирают.

— Знаю, — ответила она. Потом добавила: — Может быть.

— А нас с тобой всего двое, Семар Дев.

— Если ты решил свернуть, Скиталец, я пойму твое решение. Но я обязана его найти.

Он отвел глаза. — Да, да, конь…

— И еще кое-что.

Скиталец подумал. Оглядел широкий и неровный след. Тысяча, пять тысяч; когда люди шагают колонной, точно понять трудно. Однако пресловутая повозка стоит того, чтобы на нее поглядеть, да и след ведет в нужном ему направлении. Мысль свернуть в сторону оказалась непереносимой. — Если твой друг хитер, он не станет нападать открыто. Он затаится, насколько это возможно на равнине, выждет удобного момента — хотя какой момент может быть удобным, если их так много, не могу представить.

— Так ты пока остаешься со мной?

Он кивнул.

— Тогда… я должна рассказать тебе еще кое-что.

Они завели лошадей в середину следа и послали рысью.

Скиталец ждал, когда она разговорится.

Жаркое солнце напоминало ему о родине, саваннах Даль Хона — хотя насекомых тут меньше, а громадных стад скота и хищников, крадущихся за ними, вообще не видно. Здесь, на равнинах Ламатафа, встречаются бхедрины, мелкие группы антилоп, зайцы, волки, койоты, медведи и мало кто еще. Над головами много ястребов и соколов, это верно — но страна совсем не отвечает его прежним представлениям.

Неужели катастрофа в Морне истребила всё? Оставила выжженную пустошь, слишком медленно оправляющуюся, а немногие виды животных перекочевали с севера? Или К’чайн Че’малле были ненасытными охотниками, наслаждались бойней, пока их самих не перебили?

— Что ты знаешь об Императоре Тысячи Смертей?

Он поглядел на женщину: — Немного. Только что его нельзя убить.

— Верно.

Он ждал.

Саранча ползла по пыльному следу, отыскивая редкие пучки истоптанной травы и словно удивляясь, кто успел первым пожрать ее. Высоко вверху хищник издал пронзительный крик, намереваясь спугнуть паникующих птиц.

— Его меч был выкован при помощи силы Увечного Бога. Он был наделен слоями волшебства, овладеть которыми носитель меча мог, только умирая — сражаясь и умирая с оружием в руках. Император, несчастное истерзанное существо, Тисте Эдур, познал иллюзорность смерти. Он понимал — я уверена в этом — что проклят, ужасающе проклят. Меч свел его с ума.

Скиталец понимал, что такое оружие действительно способно свести носителя с ума. Он ощутил, как вспотели ладони, и взял поводья в правую руку, упершись левой в бедро. Во рту почему-то пересохло.

— Ему нужны были поборники. Иногда им удавалось его убить. Иным — несколько раз. Но он снова и снова возвращался, становясь сильнее, и каждый бросивший вызов погибал. Так продолжалось долго.

— Страшная участь, — пробормотал Скиталец.

— Пока не прибыл некий корабль. На его борту были новые поборники из отдаленных стран. Среди них — Карса Орлонг, Тоблакай. И я при нем.

— Хотелось бы услышать историю вашего партнерства.

— Возможно, расскажу позже. Там был еще один поборник. Его имя — Икарий.

Скиталец развернулся в седле, внимательно смотря на женщину. Мерин, уловив его настроение, дернулся и встал.

Джагский жеребец Семар Дев пробежал еще несколько шагов, пока Семар не развернула его. Она поглядела ему прямо в глаза. — Думаю, что если бы Икарий встретился с императором… умирание продолжалось бы долго, охватывая пожаром целый континент…

Он кивнул, не решившись заговорить.

— Однако, — продолжала Семар Дев, — первым поставили Карсу.

— И что случилось?

Улыбка ее вышла горькой. — Они сразились.

— Семар Дев, — сказал Скиталец, — это бессмыслица. Тоблакай еще жив.

— Карса убил императора. Конечной смертью.

— Как?

— Есть только подозрения. Думаю, он каким-то образом переговорил с Увечным Богом. Уверена, разговор был неприятным. Карса редко бывает приятным.

— Итак, Император Тысячи Смертей…

— Умер смертью окончательной. Мне хочется думать, что Рулад на последнем издыхании поблагодарил Карсу Орлонга.

«Если ей хочется так думать, милости прошу». — А меч? Тоблакай носит его как свой?

Она подобрала поводья и послала коня шагом. — Не знаю, — сказала она. — Еще одна причина его отыскать.

«В этом ты не одинока, женщина». — Он заключил сделку с Увечным. Занял место императора.

— Неужели?

Он тоже понудил мерина идти, снова оказавшись рядом с ней. — Существует иная возможность?

На это она вздохнула: — Ах, я знаю то, чего ты не знаешь. Скиталец, я знаю Карсу Орлонга.

— И что это должно означать?

— Видишь ли, излюбленная его игра — представляться… очевидным. Тупым, лишенным всякого изящества, всякого приличия. Простым дикарем. Очевидная возможность — единственная возможность, не так ли? Вот почему я не верю, что он так поступил.

— То есть не желаешь верить. Я скажу прямо, Семар Дев. Если твой Тоблакай несет меч Скованного Бога, ему придется либо отдать его мне, либо обнажить против меня. Подобное оружие следует уничтожить.

— Ты считаешь себя врагом Увечного Бога? Что же, в этом ты не уникален.

Скиталец нахмурился: — Я не заявлял себя его врагом и не намереваюсь заявлять. Однако он зашел слишком далеко.

— Кто ты, Скиталец?

— Когда-то я играл в игры цивилизованности, Семар Дев. Но в конце концов остался дикарем.

— Слишком многие заступали путь Карсе Орлонгу, — заявила она. — Только недолго удавалось им простоять. — Она помолчала. — Цивилизованный, дикарь — все это слова. Жестокий убийца волен рядиться в любые костюмы, способен выдумывать великие причины и неотложные необходимости. Боги подлые, как мне надоели дурацкие повадки мужчин! Во всем мире вы одинаковы!