Дань псам

— Ты знаешь мое имя, — заявил Каллор. — Но твоего я так и не услышал.

— Верно.

В голосе Каллора послышалось что-то опасное: — Я хотел бы узнать имя хозяина дома.

— Однажды, очень давно, ко мне приходил бог — волк. Скажи, Каллор, ты понимаешь сущность зверобогов? Нет, разумеется. Ты всего лишь зверь с неприлично развитым чутьем — неприличный зверь, короче говоря. Как получилось, что самые древние из богов были, все до одного, зверями?

— Такой вопрос меня не интересует.

— А ответ?

— Он у тебя есть?

Руки протянулись и сняли чайник с крючка. Пар струился меж длинных пальцев. — Оставим это на время. Я необычен в своей склонности избегать прямых вопросов? Редкая черта в Джагуте? Едва ли. Знание может быть свободным, но мой голос — нет. Увы, я ничтожен, хотя не всегда был таким.

— Не вижу особой выгоды в обсуждении подобных вопросов, — заметил Каллор, — и потому не буду спорить и заключать сделки.

— Ага. А что до Других с тобой? Может, кто-то интересуется?

Откашлявшись, Скиньтик сказал: — Почтеннейший, у нас нет ничего ценного для такого, как вы.

— Ты слишком скромен, Тисте Анди.

— Я?

— Любая тварь рождается от твари иного вида. Это поразительно. Это чудо, выкованное в огнях хаоса, ибо хаос воистину шепчет в наших венах, какого бы оттенка не была наша кровь. Просто проведя ногтем по твоей коже, сделав легчайшую, мгновенно заживающую царапину, я извлеку все истины — твою жизнь, даже твою смерть, если не учитывать возможность смерти насильственной. Код, если угодно, весьма точный и предсказуемый. Но хаос клубится. При всем подобии отцу ни ты, ни тот, кого зовут Нимандер — ни ваши братья и сестры — не идентичны Аномандеру Драгнипурейку. Будешь отрицать?

— Конечно, нет…

— В каждой породе зверей был первый зверь, более отличный от родителей, чем остальные его сородичи; из таких и получаются новые породы. Неужели этот первенец — бог?

— Вы говорили о волке — боге. Вы хотели рассказать историю?

— Да. Но сначала вам нужно понять. Это вопрос сущностей. Чтобы увидеть волка и узнать, что он чист, нужно обладать образом чистого волка, совершенного волка.

— Смехотворно, — буркнул Каллор. — Увидишь странного зверя, кто-то скажет, что это волк — из этих и сходных воспоминаний ты лепишь образ волка. Философы моих империй тратили столетия на такую чепуху — пока я не устал и не приказал пытать и казнить их.

От согбенного Джагута донеслись какие-то носовые звуки. Нимандер увидел, как трясутся его плечи, и понял: древнее существо смеется.

— Доводилось мне убивать Джагутов, — сказал Каллор. Не хвастовство, просто констатация. Предупреждение.

— Чай готов, — заявил Джагут, разливая темную жидкость по глиняным кружкам (Нимандер до сих пор их не замечал). — Вы, наверное, удивляетесь, что я делал, когда был найден волком — богом. Я жил. Под чужим именем. Мы собрались, чтобы пленить тирана, а потом союзники обратились против нас и возобновили резню. Боюсь, я проклят оказываться не в том месте и не в то время.

— Союзники — Т’лан Имассы. Жаль, что им не удалось тебя найти.

— Кроны, клан Бек'хатана Ильха, живший в Утесах над Гневным морем. Сорок три охотника и Гадающий по костям. Они меня отыскали.

Скиньтик согнулся, подхватил две чашки. Передал одну Нимандеру. Над ней поднимался тяжелый пар, запах мяты, клевера и чего-то еще. Влага заставила язык онеметь.

— А где моя? — потребовал Каллор. — Если приходится слушать эту тварь, то хоть чаю напьюсь.

Скиньтик с улыбкой показал пальцем на землю, где стояли чашки.

Джагут снова тихо хохотнул. — Имя поверженного тирана было Раэст. Один из самых наглых моих отпрысков. Я не оплакивал его падение. В отличие от Раэста, я не относился к любителям кичиться славой. Признак слабости — сверкать собственной силой. Жалкий самообман. Пагубная привычка. Я был в большей… безопасности.

Ему удалось приковать внимание Каллора. — Ты убил сорок и трех Т’лан Имассов с гадающим?

— Убил их всех. — Джагут отпил чаю. — Случалось мне убивать Имассов, — передразнил он недавнюю интонацию Каллора. — Так скажи: тебе нравится мое обиталище? Мой сад?

— Одиночество свело тебя с ума.

— Ты хорошо знаком и с тем, и с другим, не так ли, Владыка Неудач? Выпей чаю, или я рассержусь.

Оскалившись, Каллор склонился за чашкой.

Рука Джагута протянулась и обхватила запястье Каллора. — Ты ранил того волкобога, — сказал он.

Нимандер во все глаза смотрел на старика, старавшегося освободить руку. Вены вздулись на висках, мышцы зашевелились под бородой. Но освободиться не удавалось. За все это время сухая зеленая рука даже не дрогнула.

— Когда ты опустошал свои владения, — продолжил Джагут, — ты жестоко ранил его.

— Отпусти, — прохрипел Каллор. Протянув другую руку, он схватился за свой меч.

Рука Джагута тут же отдернулась.

Каллор отшатнулся, и Нимандер различил на запястье старого воителя белый след. — Так гостей не привечают. Вынуждаешь убить тебя?

— Ох, тише, Каллор. Эта башня была Азатом. Может, пробудить его ради тебя?

Нимандер удивленно наблюдал, как Каллор отбегает к выходу, как широко раскрываются глаза на бледном обветренном лице, как брезжит в них узнавание. — Готос, что ты делаешь здесь?

— А где мне быть? А сейчас оставайся снаружи. Двоим Тисте Анди нужно на время удалиться.

Жар из желудка быстро разливался по телу Нимандера. Он дико поглядел на Скиньтика: друг медленно опускался на колени. Пустая чашка выпала из руки, покрутилась на твердой земле и замерла. Нимандер поглядел на Джагута. — Что вы сделали?

— То, что было необходимо.

Каллор с рычанием развернулся и вылетел из комнаты, бросив через плечо: — Я долго ждать не буду. — Глаза Нимандера обратились к стенам льда. Черные глубины, движущиеся в них формы… Он пошатнулся, вытянул руку…

— О, не делай шага…

Тут он начал падать вперед, руки прошли сквозь ледяную стену. Никакого сопротивления. — Нимандер, не надо…

Чернота.

* * *

Десра бродила у телеги, потом остановилась около вола. Положила руку ему на спину, ощутила, как жарко животному, как дергается при каждом укусе насекомых кожа. Поглядела в глаза зверя и вздрогнула, поняв, какие нежные у него ресницы. «Принимай мир таким, какой он есть». Последние слова Андариста, сказанные ей перед тем, как мир забрал его. Это оказалось нетрудным. Люди либо наделены силой, либо нет. Слабаки оставляли ее разочарованной, душа наполнялась темным презрением. Если такие делают выбор, это бывает неверный выбор. Они позволяют миру раз за разом ломать себя и удивляются — выпучив глаза, словно волы — почему мир так жесток. Но разве проблема в мире? Они просто раз за разом становятся на тропу панического бегства. Они никогда ничему не учатся. Ничему.