Дань саламандре

...Параллельная Лестница – вот она: широкая, пологая, площадки ее выложены слегка потрескавшейся мозаичной плиткой, пол в холле очень красив: мозаика представляет собой концентрические круги и корзину с цветами-фруктами по центру; той же теме вторит плафон, где парят в голубой невесомости, хотя и без скафандров, любострастные фавны и полнотелые нимфы, дополнительно пышные от золота своих живописно разметанных кудрей. И ходит туда-сюда вдоль Параллельной Лестницы трогательно-допотопный лифт, похожий на деревянный двустворчатый шкаф. И шахта лифта оплетена проволокой, словно исполинская нога в ажурном чулке. И стоят-чередуются в нишах, будто повинуясь некой мелодии, зеленоватые, словно подводные, нимфы, то есть, скорее, наяды и нереиды – амфитриты, ликориады, навсифои, орифии – и далее, и далее. Иногда хлопнут двери квартиры, и подходит к лифту какой-нибудь человек. Если лифт не работает, человек спускается так, пёхом. А другой человек – поднимается ему навстречу. Иногда они буркнут друг другу что-то, мыкнут – иногда нет. Иногда кивнут – иногда нет. Иногда на широких подоконниках располагаются парочки...

И почему-то там, на Параллельной Лестнице, всегда тихо. То есть звуки время от времени раздаются, но негромкие. И от этого наблюдения за параллельным миром, который зрим для тебя – и для которого сам ты незрим – замирает сердце. И странное содержание у такого сердца: тоски и щекочущего ликования.

И вот пока я стояла, занятая жизнью Параллельной Лестницы, девочка исчезла из моего сознания, да и с нашего этажа: я вдруг услышала ее голос откуда-то снизу.

...Она стояла на площадке этажом ниже и восторженно, как мне показалось, глядела на розовый (малина со сливками) китайский фонарик. Ну да – который «из провинции Гуйджоу». Можно я возьму себе это? – спросила она. Что именно? – не поняла я. Ну, это! – она даже притопнула ногой. Вот, смотри!

В этот фонарик была мной вставлена особая свечка – добротная, толстая, которую мне подарила на «основной работе» шефиня, вернувшись из Чехословакии. Свечка, которую я задумывала зажечь на Тайной Лестнице вечером, чтобы выпить с девочкой шампанского. Можно я возьму эту свечку? – прояснила свой каприз именинница. Эта свечка классно подходит для туши. Для чего?.. Для варки ресничной – махровой-махровой – туши. Свечка хорошая, очень жирная... Бери, сказала я.

Мы вернулись в комнату. Дверцу я заперла. Опустила ковер. Придвинула кровать.

Мы прилегли на эту кровать сразу после кофе. Не знаю, о чем думала она, поблагодарив меня еще раз за жирную свечу.

А я думала про Параллельную Лестницу.

Сколько раз на школьном табурете:

Что за горы там? Какие реки?

Хороши ландшафты без туристов?

Не ошиблась, Райнер, – рай – гористый,

Грозовой? Не притязаний вдовьих —

Не один ведь рай, над ним другой ведь

Рай? Террасами? Сужу по Татрам —

Рай не может не амфитеатром

Быть. (А занавес над кем-то спущен...)

Не ошиблась, Райнер, Бог – растущий

Баобаб? Не Золотой Людовик —

Не один ведь Бог? Над ним другой ведь

Бог? ^[3]

Глава 6.

Дальнейшее обживание Тайной Лестницы

Итак, новое пространство появилось только у меня одной. У нас появилось не наше общее пространство, как я мечтала, а просто еще одно.

В итоге – я оставила ей комнату, а сама практически поселилась на Тайной Лестнице. («Я оставила ей комнату» – звучит, конечно, как фраза из бракоразводного процесса с разделом имущества и многоходовыми обменами, но в нашем случае, увы, примерно так и сложилось.)

В нашем доме было пять этажей (хотя на табличке возле входа в подъезд их числилось четыре: здание восстанавливали пленные немцы, они-то и пронумеровали этажи по-европейски).

Мы жили на пятом, последнем.

Таким образом, в моем единоличном владении находилось пять площадок с широкими подоконниками: на каждой по два. Я обжила три верхних этажа. Спускаться ниже, в холод, не составляло смысла, да и окна там были заколочены.

На площадке перед нашей комнатой я поставила раскладушку – с подушкой, матрасом и одеялом. Кроме того, устроила лежанку (плед, подушки) на одном из подоконников. На другом – у меня отлично поместились книги, термос, стаканы, пепельница, несколько акварелей. Рядом с тем подоконником стояло кресло-качалка.

Этажом ниже я разместила лыжи, коньки, старинную прялку, найденную во дворе на Васильевском, а главное, чучело немецкой овчарки Трэвис (alter ego моего умершего друга) и несколько старинных рам, которые могли бы подойти для хороших картин, когда наступит хорошая жизнь.

На третьем этаже я повесила только гамак.

Света я нигде не включала, чтобы не привлекать внимания. Бывала я на Тайной Лестнице в светлое время суток (что, применительно к так называемому «петербургскому типу освещенности», звучит даже комично), – или выходила туда с «пододеяльным» фонариком для чтения.

Весной я продолжала помнить о том, какое странное дело случилось со мной во время ремонта. Я поклянусь чем угодно, что те стихи были мне в голову вложены. И, не отдавая себе в том отчета, постоянно ждала нового чуда этой всеподчиняющей вложенности.

Но вложенность не возникала.

Случилось иное.

Однажды, уже весной, а именно пятнадцатого апреля (а почему я так точно эту дату запомнила, будет понятно дальше) – снега уже не было – мне вдруг резко, до рези в сердце, захотелось назад, в зиму. Захотелось попасть в такой благостный день, когда царит запах свежевыпавшего снега, дышится легко, жадно, воздух мягкий, сладкий, но, конечно, холодный... Несмотря на жадность, приходится откусывать этот воздух небольшими кусочками, как мороженое... даже зубы ломит... а щеки так и горят... и, наверное, горят глаза... или сверкают – не хуже этих искр алмазного льда на Фонтанке... на Фонтанке... на Фонтанке... санки... нет: ранки... одном – дном – вверх дном... гном... нет! – одном, одном...

Получилось вот что, торопливо записанное мизинцем на (к счастью, уже чуть запыленном) стекле:

Бывает день в начале декабря,

когда на белом так черна ограда

чугунная... Иначе говоря,

очнешься у Измайловского сада...

Прозрачен город – куполом и дном.

Вздохнешь поглубже – и затянет ранку.

В одной строке, как в списке наградном,

найдешь себя, Николу ^[4] и Фонтанку...

...Ко мне гости пришли!! Слышишь? Гости в прихожей! Уже раздеваются! Ты там? Иди сюда!..

Это прервала меня девочка. Она звала меня из комнаты.

Пришлось возвращаться.

(Прошмыгнула через двор. Еще не хватало, чтобы какие-то там «гости» увидели дверцу в стене!..)

Глава 7.

Вторжение