Данэя
Шрифт:
Величайший ученый и герой, замысливший теперь многое перевернуть на Земле, сидел, о чем-то глубоко задумавшись; брови его были сдвинуты. О чем же он думает? Рита старалась что-то угадать по его лицу. Оно то становилось сурово-спокойным, то снова напряженно хмурым, и губы крепко сжимались. И вдруг в глазах его мелькнуло выражение острой внутренней боли.
Он только что поднял голову, глядя на рыбок, чтобы немного отвлечься: в аквариуме, который проходил медленно мимо него, были меченосцы, скалярии и гурами. Странный подбор для такого кафе: чистое любительство, которое он когда-то допускал для себя,
Дан почувствовал, что кто-то пристально смотрит на него. Взял себя в руки. Поднял голову и глянул ей прямо в глаза. А, это исполнительница роли Герд, полоумной, которая оказывается сестрой Бранда — ему об этом говорит Фогт; вместе с ней Бранд гибнет в снежной лавине в конце пьесы. В глазах молодой актрисы любопытство и какое-то скрытое смятение. Он неожиданно улыбнулся ей.
…Беззвучный сигнал вызова, переданный радиобраслетом на запястье легкими ударами, на мгновение отвлек Лейли, жадно слушавшую Эю. Чтобы не мешать, она вставила в ухо микронаушник, приставила ларингофон.
— Замечательный вечер, Лейли! Это я, — раздался голос Лала. — Извини: я задерживаюсь с друзьями.
— Ничего, дорогой: я тоже не скоро буду дома. Ты не торопись.
— Я прилечу сразу же, как освобожусь.
— Но я в Звездограде.
— А! Где?
— В кафе «Аквариум».
— Там почти каждый вечер Отец и Мама.
— Они и сейчас здесь. Я с ними — встретились сегодня на студии, потом прилетели сюда. У нас длинный разговор. Освобожусь нескоро.
— Ты просигналь мне, когда будешь уходить. Хорошо?
— Зачем?
— Ну, пожалуйста!
— Хорошо, родной. Пока!
Она опять стала слушать Эю, которая несколько раз бросала взгляд на нее, когда она говорила с Лалом. Вероятно, догадывалась, что это Сын.
Она говорила уже давно. Все, кто был в кафе, спросив разрешение, садились поближе и слушали. Слушали о вещах удивительных, необычных — это было прочно позабытое то, что когда-то было известно всем на Земле.
Группа универсантов ужинала в холле общежития. На столе перед ними стояли кувшины с молоком, лежали на блюде ржаные лепешки и сухое печенье.
Лал сидел в середине. Сегодня весь вечер его опять расспрашивали о полете, о Земле-2. Изображение ее полушарий украшало их одежду, состоящую из одинаковых черных свитеров и белых жилетов.
— Там у нас… — этой фразой Лал начинал каждый очередной рассказ о своей родной планете. Они слушали широко раскрыв глаза: вот это да!
Они еще не всегда понимали друг друга. Ребята не очень представляли его жизнь с родителями, он — как они могут даже совсем не иметь их. Он пытался понять их образ жизни, раньше знакомый ему только со слов Отца.
— Твой отец — самый великий человек нашего времени. — Когда он это услышал, удивился:
— Он говорит, что самым замечательным человеком был Лал, его друг. Меня назвали его именем.
— Но именно твой отец открыл гиперструктуры.
— Ну и что?
— Ну, знаешь ли! Ты что — не слышал о научном кризисе?
— Он
мне рассказывал.— И не говорил что кризис кончился только благодаря ему?
— Нет. И Мама тоже. Я от них слышал, что кризис кончился после открытия Земли-2.
— Но ее открытие целиком связано с созданием Экспресса, совершающего перенос в гиперпространстве — благодаря ему. Лал лишь был его другом: он только — талантливый писатель и журналист.
— Не только. Отец сказал, что он заставил людей перестать есть человеческое мясо.
— Что?!
— А вы и не знали? — это было первое, что он рассказал им о Лале Старшем. — Но главное не это: Лал обнаружил страшную вещь — возрождение социальной несправедливости на Земле.
Он начал излагать им то, что слышал от Отца о неполноценных. Но тут рассказ его не был таким ярким, как о Дальнем космосе, о Земле-2. То он видел собственными глазами — знал, помнил. Здесь — приходилось напрягаться, вспоминая, что говорил Отец. Оказывается, ему и самому не все понятно. Все-таки, он не очень-то представлял, что такое неполноценные.
Он признался им в этом.
— Просто люди, не способные выполнять нормальную работу. Сходи, все-таки, с нами на эротические игры — посмотришь гурий.
— Поймешь, какие они: ничего не знают и с трудом что-либо понимают.
— О чем же вы с ними говорите?
— С ними? Да ни о чем. Просто танцуем, принимаем участие в играх и уединяемся с ними. Пока нам разрешают ходить туда не чаще двух раз в месяц. Пойдем с нами в следующий раз — увидишь. — Большего они ему не предлагали: до них дошло о Лейли. Это был еще один повод гордиться им. — Ты подумай.
— Хорошо, — согласился он и снова заговорил о Лале Старшем.
Они жадно впитывали то, что говорил Лал — Лал Младший, их товарищ и герой-астронавт, и не могли ему не верить, даже когда не все понимали. Но Лал чувствовал, что говорить ему все трудней.
— Я еще раз поговорю с Отцом, — сказал он, — тогда расскажу вам остальное. Постараюсь вообще как-нибудь познакомить с ним. И с Мамой. И с Сестренкой.
— Спасибо, брат. Мы стеснялись сами попросить тебя об этом.
— Слушайте, почему вы иногда называете меня братом?
— Брат — это близкий друг.
— Разве?
— А почему — нет?
— Меня Сестра называет Братом, потому что у нас одни Отец и Мама. Еще у нас был маленький брат — Малыш: он родился в космосе и там же умер. А с Сестренкой мы росли вместе; она меня слушалась не меньше, чем родителей. — Ему даже в голову не приходило сказать еще, что он всегда отдавал ей самое лучшее, а страшные дни голода — и последнее.
— Ты нам покажи их — мы хотим все понять, что ты говоришь.
— Пора, ребята! — сказал он, вставая. Сигнала от Лейли так и не было.
Они гурьбой пошли провожать его.
— Лал, кем ты станешь? В какой институт думаешь поступать?
— Я улечу на Землю-2: мне надо будет знать слишком многое — боюсь, ни один не подойдет.
— Вероятно, откроют специальный: по программе, по которой когда-то готовились твои родители.
— Надо поговорить с Отцом. Пусть он предложит это.
— Мы тоже пойдем туда: хотим улететь туда с тобой.
Лал уже сидел в кабине.
— Пока, друзья! — крикнул он, захлопывая крышку.